Мое возвращение к жизни

Она заботилась обо мне как в прежние годы. Стирала мои вещи, кормила меня, отвечала на телефонные звонки и обеспечивала необходимый покой. Мне не приходилось говорить с ней о сложностях спортивной борьбы и о своих переживаниях - она все понимала без слов. Чем ближе становился день старта, тем немногословнее я становился. Я замыкался в себе, мысленно планируя гонку. Мама читала при свете настольной лампы, а я смотрел в потолок или дремал.

Наконец день гонки наступил - и, когда я проснулся, шел дождь. Открыв глаза, я увидел капли на оконном стекле. Проклятый, ненавистный дождь, который так измучил и опозорил меня в Сан-Себастьяне.

Лило весь день. Но был человек, который страдал от дождя больше, чем я,- мама. Она под дождем просидела на трибуне семь часов, ни разу не поднявшись. Напротив трибуны был установлен огромный экран, на котором болельщики могли следить за перипетиями борьбы, происходившей на петле протяженностью в 18,4 километра.

В дождь европейские дороги покрываются скользкой грязе-бензиновой жижей. Гонщиков из-за этой слякоти бросало направо и налево. Я тоже упал - дважды. Но каждый раз быстро поднимался, садился в седло и вновь включался в гонку, не теряя присутствия духа.

На протяжении всей гонки я выжидал, выжидал, выжидал. Я сдерживал себя, как просил меня Оч. Последние 14 кругов до финиша я держался в лидирующей группе - и там же был Индурайн, великий испанец. Наконец на предпоследнем подъеме я пошел в отрыв. Когда я достиг перевала, вся остальная группа висела у меня на хвосте. Я скатился вниз и с лету стал подниматься на крутой склон, называемый Экеберг. Остальные следовали по пятам. Тогда я сказал себе: "Сейчас или никогда" - и, встав на педали, начал новую атаку. На этот раз между мной и остальными образовалась брешь.

По другой стороне Экеберга тянулся длинный и опасный спуск. Протяженность его составляла четыре километра, и на мокрой дороге случиться могло все что угодно. Но все повороты я прошел четко, ни разу не поскользнувшись, и уже в самом низу оглянулся, чтобы посмотреть, кто следует за мной.

Не было никого. Я запаниковал. "Ты опять наступил на те же грабли,- в отчаянии упрекнул я себя, - опять рванул раньше времени". Наверно, я сбился со счету. Наверное, впереди еще один круг, потому что такой отрыв был слишком хорош, чтобы быть правдой. Я опустил глаза на компьютер. Нет, ничего я не перепутал: это действительно был последний круг.

Я выигрывал. На последних 700 метрах я уже начал торжествовать победу, вытянув в стороны руки и сжимая-разжимая кулаки, раздавая воздушные поцелуи кланяясь зрителям. Пересекая финишную черту, чуть ли не канкан на велосипеде отплясывал. Наконец я затормозил, спешился и первым делом принялся искать в толпе людей свою мать. Найдя, обнял ее, и так мы стояли, обнявшись, под дождем. Я повторял: "У нас получилось. У нас получилось". И мы оба плакали.

В какой- то момент всеобщей сумятицы, поздравлений, церемонии награждения мне сообщили, что меня хочет видеть норвежский король Харальд. Я кивнул и сказал:

- Пойдем, мама, познакомимся с королем.

Она сказала:

- Ладно, пойдем.

Пройдя несколько кордонов службы безопасности, мы подошли к двери, за которой меня для приватной аудиенции ждал король. Сопровождающий остановил нас.

- Она должна остаться здесь,- сказал он.

Король примет лишь вас одного.

- Я не оставляю свою мать за дверью,- ответил я.

Я взял маму за руку и повернулся, чтобы пойти прочь.

- Ну их, пойдем,- сказал я ей. Я не собирался идти куда бы то ни было без нее.

Сопровождающий смягчился:

- Хорошо, следуйте за мной.

Так мы познакомились с королем, который оказался очень милым человеком. Аудиенция была короткой и очень вежливой, и вскоре мы вернулись к своей команде, чтобы продолжить торжество.

Это событие казалось концом, финишем сложного этапа моей жизни - и жизни моей матери. Мы вышли из него победителями. Никто больше не скажет, что нам в жизни ничего не светит. Не нужно больше беспокоиться об оплате счетов и побираться на покупку снаряжения или билетов. Возможно, это было концом долгого и тяжелого подъема, называвшегося детством.

Хоть я был чемпионом мира, мне еще многому.надо было учиться, и следующие три года стали для меня временем испытаний и оттачивания моих талантов и навыков. У меня были и другие выдающиеся успехи, но теперь моя спортивная жизнь в большей мере стала процессом постепенного повышения мастерства и отыскания той тончайшей грани, которая могла бы отделить меня от других элитных гонщиков.