Мое время — ночная пора

Картер Стюарт и Гордон Эймори стояли вместе, прощаясь с расходившимися одноклассниками. Джин направилась к ним. Не успела она и слова сказать, как Гордон спросил:

— Лаура не давала о себе знать?

— Пока нет.

— На Лауру нельзя положиться. Вот еще одна причина, из-за которой застопорилась ее карьера. Однажды она заставила людей ждать, но Элисон горы свернула, чтобы дать ей работу. Очень плохо, что сейчас Лаура не вспоминает об этом.

— Что ж... — Джин решила не высказываться определенно. Она повернулась к Картеру Стюарту. — Ты вернешься в Нью-Йорк, Картер?

— В общем-то, нет. Я выписываюсь из «Глен-Риджа» и перебираюсь в отель «Гудзонская равнина», на другом конце города. Мою новую пьесу ставит Пирс Элисон. Он живет в десяти минутах езды оттуда, в Хайленд-Фоллз. Нам нужно вместе править рукопись, и он предложил спокойно поработать у него дома, если я останусь еще на несколько дней. А «Глен-Риджа» с меня хватит. За последние пятьдесят лет они и цента не вложили в благоустройство.

— Что верно, то верно, — согласился Эймори. — Слишком много у меня с ним связано воспоминаний, ведь когда-то я работал здесь помощником официанта, а потом обслуживал номера. Я направляюсь в загородную резиденцию. Туда подъедет кое-кто из моих людей. Будем подыскивать в окрестностях место для главного правления корпорации.

— Поговори с Джеком Эмерсоном, — съязвил Стюарт.

— Только не с ним. Мои люди уже кое-что подыскали, вот и посмотрим.

— Значит, не прощаемся, — сказала Джин. — Может, еще встретимся в городе. Так или иначе, было приятно увидеться с вами.

Джин не видела Робби Брента и Джека Эмерсона, но ждать больше не могла. Она договорилась встретиться с Сэмом Диганом у Алисы Соммерс в два часа, и времени было в обрез.

Улыбаясь на прощанье, бормоча одноклассникам «до скорого», она пробралась к выходу и быстро зашагала к автостоянке. Уже из машины она посмотрела в сторону кладбища. Смерть Элисон вновь поразила ее своей невероятностью. Вот так взять и бросить ее здесь, в этот промозглый день... Я постоянно твердила Элисон, что ей следовало родиться в Калифорнии, вспомнила Джин, включая зажигание. Элисон не переносила холода. Рай она представляла себе таким: утром встаешь с кровати, открываешь дверь и выходишь поплавать. Именно так все и было в утро ее смерти.

Эта мысль неотвязно преследовала Джин всю дорогу к дому Алисы Соммерс.

29

Картер Стюарт забронировал многокомнатный номер в новом отеле «Гудзонская равнина», около государственного Сторм-Кинг-парка. Построенный на горном склоне, окнами отель выходил на Гудзон, а само здание, с двумя боковыми башнями, напоминало орла с распростертыми крыльями.

Орел — символ жизни, света, могущества и величия.

Рабочее название его новой пьесы — «Орел и Филин».

Филин. Символ тьмы и смерти. Хищная птица. Пирсу Элисону, постановщику, название понравилось. А я не уверен, размышлял Стюарт, притормозив у входа в отель и выбираясь из машины. Не уверен.

Не слишком ли очевидно? Ведь символы рассчитаны на людей мыслящих, их не следует подносить на блюдечке с голубой каемочкой к еженедельному утреннику, в клубе любителей бриджа. Не такого уровня зрители раскупают билеты на его пьесы.

— Мы позаботимся о вашем багаже, сэр.

Картер Стюарт сунул в руку швейцару пятидолларовую банкноту. По крайней мере, он не сказал «добро пожаловать домой», подумал Стюарт.

Через пять минут он стоял у окна в своем номере, потягивая виски. Неугомонный Гудзон задумчиво катил свои воды. Всего лишь октябрьский полдень, а в воздухе ощущается дыханье зимы. Слава богу, что эта встреча выпускников закончилась. Я был даже рад снова увидеть кое-кого из этих людей, подумал Картер, хотя бы потому, что они напомнили мне, чего я достиг, уехав отсюда.

Пирс Элисон считал, что образ Гвендолины в пьесе следует сделать поярче. «Найди настоящую красивую, глупую, взбалмошную блондинку, — посоветовал он. — Ведь ни одна актриса не сумеет сыграть красивую глупую, взбалмошную блондинку».

Картер Стюарт громко хохотнул, подумав о Лауре. А ведь она отвечает всем требованиям, — сказал он вслух. — Выпью за это, хотя в ближайшие сто тысяч лет ей это и не светит".

30

Робби Брент заметил, что после его выступления на банкете многие бывшие одноклассники решили держаться от него подальше. Некоторые отпускали сомнительные комплименты, что даже если он немного и нахамил бывшим учителям и ректору, все равно комик он замечательный. Также ему передали слова Джин Шеридан: юмор не должен быть жестоким.

Все это польстило Робби Бренту. После банкета математичка Элла Бендер наверняка рыдала в уборной. Наверное, вы забыли, мисс Элла Бендер, как настойчиво втолковывали мне, что у меня нет даже одной десятой части способностей к высшей математике, имеющихся у моих братьев и сестер. Я был у вас мальчиком для битья, мисс Бендер. Самый распоследний и ничтожный из Брентов. А сейчас вы имеете наглость обижаться, что я продемонстрировал ваши жеманные манеры и прискорбную привычку постоянно облизывать губы. Нехорошо.