Могикане Парижа

– Мне хотелось сделаться менялой… Но, к несчастью, у меня не было достаточного капитала, чтобы купить себе хоть полпая в какой-нибудь конторе. Однако в ожидании того, что, может быть, провидению угодно будет милостиво взглянуть и на меня, несчастного, как выражался мой кроткий Габриэль, я стал каждый день бывать на бирже, чтобы посмотреть, как совершались тайны великих дел. Я понял механизм ажиотажа и устыдился, что так понапрасну растратил свою жизнь! Я понял, что зарабатывать на свое существование этим способом неизмеримо легче, чем так, как делал это я. Мало-помалу я перезнакомился со многими почтенными биржевиками, и они, признавая мою смышленость, чуткость и знание дела, стали обращаться ко мне за советами и отдавали мне некоторую долю своих барышей.

– Ну, и это дело вам удалось?

– Удалось настолько, что через месяц у меня было тридцать тысяч франков чистого капитала, т. е., по крайней мере, вчетверо больше того, что я заработал в течение всей моей трудовой жизни! Имея в руках такое состояние, я сделался совершенно честным человеком.

– В таком случае вас, вероятно, теперь совсем узнать нельзя! – вскричал Жакаль.

Он достал из кармана спички и потайной фонарь, зажег его и поднес к лицу Жибасье. Но он был до того перепачкан тиной и кровью, что его было действительно трудно узнать.

Часть VIII

I. Жакаль открывает шестьдесят лиц

Жакаль с минуту смотрел на каторжника. Он испытывал видимое удовольствие, сидя против этого искусного игрока с четырьмя тузами в руке.

– Мне, в самом деле, нравится ваше благородное лицо, Жибасье. Годы, как легкие тени, пронеслись, не оставив на нем ни малейшего следа. Но здесь такой мрак, сделайте одолжение, подержите свечу и посветите: мне нужно написать несколько слов.

Жибасье взял восковую свечу. Жакаль вынул из своего неистощимого кармана записную книжку, вырвал листок бумаги и принялся писать на коленях, приглашая Жибасье продолжать.

– Продолжение моей истории печально, – сказал каторжник. – Когда я был богат, у меня было много друзей, а вместе с ними и врагов. Это состояние, которое я скопил ценою собственных трудов, сделалось достоянием людей, лишенных наследства. Когда я вчера вечером возвращался домой от моего банкира, меня схватили за ворот, исцарапали, избили, ограбили и, в конце концов, бросили в колодец, где я встретился с вами.

Жакаль поднялся, схватил конец веревки, прикрепил к ней только что исписанный клочок бумаги и закричал своим помощникам: «Тащите!» С легкостью ночной бабочки вылетела бумага из колодца на землю, и веревка, освобожденная от излишней тяжести, снова опустилась.

Один из полицейских подошел к фонарю и прочитал: «Я посылаю вам человека, которого вы обязаны сохранить. Препроводите его в госпиталь и не теряйте из виду. Передайте мне, пожалуйста, веревку».

– История ваша очень трогательна, любезный Жибасье, – заметил инспектор, – но после стольких бурных часов, проведенных вами, вам нужен отдых. В эту пору ночи еще свежи: позвольте предложить вам более безопасное и в гигиеническом отношении более удобное помещение.

– Вы слишком добры, г-н Жакаль.

– Помилуйте! Между старыми знакомыми…

– В таком случае вы меня обязываете.

– Неужели это вас тяготит?

– Быть может, – сказал Жибасье задумчиво, – труднее принимать услугу, нежели оказывать ее.

– По этому поводу древние написали много прекрасных вещей, Жибасье. Но потрудитесь привязаться покрепче, устройтесь поудобнее.

Жибасье сделал узел на конце веревки, просунул в петлю свои ноги, зацепился руками за веревку и закричал: «Тащите!»

– Счастливого пути, любезный Жибасье! – сказал Жакаль, с живым интересом глядя ему вслед, так как через несколько минут ему предстояло сделать то же самое. – Хорошо, – прибавил он, видя, что каторжник исчез в воздухе.

Веревка снова опустилась. Жакаль зацепил крючок за пояс, удостоверился, что пряжки крепко застегнуты, и, закричав: «Тащите!», в свою очередь, стал подниматься. Но едва поднялся он на десять метров, как снова закричал:

– Стой, стой!

Веревка остановилась.

– Ба, какую чертовщину вижу я там!

И действительно, трудно было разобрать, что за фантастическое зрелище предстало перед ним. Через огромную щель, образовавшуюся в боковой стенке колодца, взгляд Жакаля устремился на мрачные своды ниши, отделенные друг от друга широкими полосами тени и света. Свет падал от десятка фонарей, укрепленных на столбах, и освещал группу из шестидесяти человек, находящуюся в двухстах шагах от Жакаля.

Люди эти собрались, казалось, для решения очень важного вопроса, судя по тому, как они толпились около оратора, который говорил с жаром и энергично жестикулировал.

– Вот так штука, – проворчал Жакаль. – Что это за люди и что они там делают?

В самом деле, при свете фонарей, – если бы не их обыкновенные костюмы, – их вполне можно было принять за сказочных волшебников, собравшихся для своего колдовства.