– Почти год?! А какое сегодня число?
– 20 мая.
– А год?
– Ты с луны что ли свалился? 2010-й, – заулыбалась старушенция. – Рано еще такому молодому память-то терять.
– Ничего не понимаю, бред какой-то, – Игорь растерянным взглядом посмотрел по сторонам.
Игорь похлопал себя по карманам, ища сигарету, но вместо нее рука наткнулась на водительское удостоверение.
– Чьи-то права в кармане, – Игорь удивленно рассматривал лицо симпатичного молодого парня. – Берестов Игорь Николаевич, 1982 года рождения. Как они ко мне попали?
– Молодой человек, не придуривайтесь! Меня не проведешь. Это же ваши права, – рассердилась старушка, – Или вы наркотиками обкололись и теперь себя не узнаете? Идите отсюда, пока полицию не вызвала.
Чувствовалось, что она уже завелась и готовилась произнести очередную разгромную речь.
Игорь положил права обратно в карман, развернулся и пошел прочь со двора. В ушах еще долго отдавалось бухтение старушки, ругавшей всех, кто пришел ей на ум: власть, наркоманов, полицию.
В магазине одежды он долго стоял возле зеркала и внимательно рассматривал себя. Глядел, но ничего не понимал. Из зеркала на него смотрел незнакомый парень. Игорь иногда закрывал глаза и перед ним возникал милый образ Наташи, родинка на ее щеке, сын Вася с сердитым лицом. Открывал снова – опять незнакомый парень с удивленным выражением лица. Он понял, что ничего не может вспомнить, что было вчера, месяц назад. Как он попал в чужое тело? Что же произошло? Вокзал… Камышинск…кладбище, где он искал могилу родителей… вот он бежит вдоль железнодорожных путей… ливень, гроза… а потом? Потом кто-то выключил свет и ничего. Совсем ничего. Никакого света в конце туннеля. И куда теперь? В полицию? К врачу? И что сказать им? В переселение душ он никогда не верил, считая это религиозной ловушкой. А вот на тебе… С одной стороны хорошо – теперь живешь, все ощущаешь. Только кто этот Игорь Берестов? Он погиб, а я вселился в него? Чертовщина натуральная… А если съездить к дочери, но она тоже не поверит…
– Молодой человек, вы уже наверно полчаса собой любуетесь у зеркала, словно красна девица. То так повернетесь, то другой стороной, – обратила внимание на Игоря молоденькая продавщица и захихикала.
Игорь вышел из магазина и направился куда глаза глядят. Глаза вывели на набережную. Куда ещё можно пойти? Получается так, что теперь нет никого – ни друзей, ни родственников. То есть они есть, но он для них чужой. Даже жилья нет, да и денег в кармане кот наплакал.
Голова начала болеть еще сильнее, таблетки кончились, не принеся ни капли облегчения. Он попробовал искупаться в реке, нырял до одурения, но обруч, больно стягивающий голову, не исчезал. Вечером забрался под одну из лодок, разбросанных по всему берегу, и заснул. Ночью разыгралась простуда, появился жар и начался бред. В голове мелькал калейдоскоп лиц, но, как он ни старался, разглядеть никого не получалось.
Очнувшись утром, Игорь вылез из укрытия, огляделся вокруг и не мог понять, как он тут оказался.
Неужели он напился в кафе с друзьями до беспамятства и свалился на землю как пропащий алкоголик?
Дома его ждала встревоженная не на шутку Ира и такие же перепуганные родители.
– Ты где был?! Мы тебя всю ночь искали, и друзья тоже с ног сбились. Они сказали, что ты неожиданно куда-то исчез. Мы все морги и больницы обзвонили, – накинулась на него жена.
– Не знаю. Я ничего не помню. Я заболел, – слабым голосом ответил Игорь, прошел, не снимая кроссовок, в комнату и упал на кровать.
Все семейство кинулось обхаживать захворавшего. Отец, сославшись на работу, через пару часов ушел. Детей в комнату не пускали, Ира боялась, как бы они не заразились. Мама сидела у кровати сына до самого позднего вечера.
– Ирочка, – обратилась мама к невестке. – Игорь в бреду все время зовет кого-то.
– Кого?
– Так много имен, я даже не запомнила.
– Температура высокая вот и бредит, что тут удивительного?
– Сыночек, все будет хорошо, мы тут с тобой рядом – мама и Ира, – она нежно погладила Игоря по щеке.
– У меня нет ни мамы, ни папы, они умерли, когда мне было еще пять лет. Они отравились…
Мама с ужасом уставилась на Иру.
– Что он несет?
– Н-не знаю… – ответила обескураженная невестка.
– Я в детдоме рос до самого училища. Только когда мне пятнадцать лет исполнилось, меня сестра Оксанка забрала под свою опеку, – продолжал говорить Игорь, стуча зубами.
– Мама, – сказала Ира. – Видишь ли… после молнии ему сны снятся из чьей-то чужой жизни, но я думаю это его какая-то подсознательная фантазия, вызванная травмой. То пионеры, то лягушки в трехлитровых банках…
– Лягушек мы в детдоме девчонкам подкладывали в кровати, потом наслаждались их пронзительным визгом. А маму я не помню, только отца, вернее его усы – они были такие колючие…
– Ну что я говорила, – подтвердила его слова Ирина.
– Это не бред… – расстроилась мать. – Это… это… полный бред.