Могила девы

— Сьюзан глядела, а я что, хуже?

Анна сразу присмирела и сложила руки на коленях. Она побледнела, и это было особенно заметно по сравнению с ее загорелой, как подрумянившийся на солнце персик, сестрой. Мелани погладила девочку по голове и показала в левое окно автобуса.

— Смотрите на пшеницу.

— Очень интересно, — фыркнула Шэннон.

— Бедняги. — Двенадцатилетняя Джойслин смахнула слезы с пухлых щек.

Красный «кадиллак» крепко ударился об оросительную заслонку. Из-под капота шел дым. Пожилой водитель наполовину вывалился из автомобиля, и его голова касалась асфальта. Мелани заметила и вторую машину — серый «шевроле». Столкновение произошло на перекрестке. Судя по всему, «кадиллак», имевший первоочередное право проезда, врезался в серую машину, потому что ее водитель не обратил внимания на знак, предписывающий остановиться. «Шеви» выбросило с дороги в высокую пшеницу. Внутри никого не было. Покореженный капот съехал набок, из радиатора валил пар.

Миссис Харстрон остановила автобус и потянулась к потертой хромированной ручке дверцы.

«Нет! — пронеслось в голове у Мелани. — Поезжай дальше — найди продуктовую лавку, какой-нибудь магазин или дом. Много миль они ничего не встречали, но должно же быть что-то впереди. Только не останавливайся! Двигайся вперед». Она не произнесла ни слова, но ее руки, должно быть, шевелились, потому что Сьюзан сказала:

— Это необходимо. Он ранен.

«Но кровь! — не могла успокоиться Мелани. — Нельзя, чтобы кровь попала на девочек. На свете есть СПИД и другие болезни».

Потерпевшие аварию нуждаются в помощи, но помощь должна прийти от властей.

Восемь серых птичек сидят на проводах в темноте…

Сьюзан, восьми годами младше Мелани, первой выскочила из школьного автобуса и побежала к раненому. Ветер разметал ее длинные черные волосы.

Следующей была миссис Харстрон.

Мелани медлила и только смотрела. Водитель напоминал набитую опилками куклу — одна нога вывернута под каким-то невероятным углом, голова повисла, толстые руки без единой кровинки.

Она еще ни разу не видела мертвецов.

Но он, конечно, не умер. Нет-нет, только ранен. Ничего страшного. Просто потерял сознание.

Девочки одна за другой поворачивались и смотрели на происходящее. Первыми, естественно, Киэл и Шэннон, эта неугомонная парочка, напоминавшая Мелани то ли известных корейских танцоров в стиле хип-хоп, то ли «Могучих рейнджеров», то ли Людей Икс. Затем хрупкая Эмили с молитвенно сложенными руками. (Родители заставляли девочку каждый день молиться, чтобы к ней вернулся слух. Она призналась в этом только Мелани.) Беверли схватилась за грудь: непроизвольный жест, — до сих пор у нее никогда не болело сердце.

Мелани вышла из автобуса и направилась к «кадиллаку». Но вдруг замедлила шаг: по контрасту с серым небом, серой пшеницей и тусклым шоссе кровь показалась ей очень красной. Она была повсюду: на лысине мужчины, на его груди, на дверце машины, на желтой кожаной обивке сиденья.

Сердце замерло от страха.

Миссис Харстрон, мать двух мальчиков-подростков, начисто лишенная чувства юмора, была умной, надежной, несгибаемой, как вулканизированная покрышка. Она запустила руку под свой пестрый свитер, высвободила из-под него блузку и, оторвав от нее лоскут на импровизированный бинт, наложила его на глубокую рану на голове мужчины. Наклонилась, что-то прошептала ему, надавила на грудь, подула в рот.

И прислушалась.

«А я не слышу, поэтому ничем не могу помочь, — подумала Мелани. — Ничего не могу сделать. Надо идти в автобус и присмотреть за девочками. Замершее сердце снова забилось. Вот и хорошо».

Сьюзан тоже нагнулась и попыталась остановить кровь, текущую из шеи водителя. Потом подняла глаза на учительницу, нахмурилась, увидев свои пальцы, испачканные в крови, и спросила:

— Почему так сильно течет? Взгляните на шею.

Миссис Харстрон посмотрела, тоже нахмурилась и покачала головой.

— Шея просто продырявлена. Похоже на пулевое отверстие.

У Мелани перехватило дыхание, а сердце снова замерло.

И тут она увидела сумочку.

В десяти футах от себя.

Радуясь возможности отвести глаза от раненого, подошла и стала разглядывать ее. Узор ткани свидетельствовал о том, что это дизайнерская вещь. Сельская девушка Мелани Черрол, зарабатывающая как учитель-практикант в школе для глухих шестнадцать с половиной тысяч долларов в год, за свои двадцать пять лет ни разу не прикасалась ни к чему дизайнерскому. Эта маленькая сумочка казалась очень дорогой, вроде тех, которые женщины вешают на плечо, отправляясь по делам в центре Канзас-Сити, на Манхэттене или в Лос-Анджелесе. Небрежно бросают на стол, достают серебряную ручку, пишут несколько слов, и все вокруг них приходит в движение — помощники и секретари бросаются исполнять их желания.

Но едва сделав шаг к сумочке, Мелани вдруг подумала: где же та женщина, которой принадлежала эта вещь?

В этот миг на нее упала тень.

Мужчина, не высокий и не толстый, но крепкий и мускулистый, с гладким молодым лицом, блестящими, коротко подстриженными волосами, широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. Мелани не верила в его добрые намерения.