Читаем Могила для 500000 солдат полностью

Главаря банды зовут Кмент. Его родная мать в тюрьме. Его братья и сестры — от трех ее любовников. Их приемный отец умер в страшных мучениях в бараке. Его жена убила единственного ребенка от него. Беременная, она давила живот о стены, нагревала его у газовой плиты; но ребенок с проткнутым вилкой при неудачном аборте горлом кричит, и отец берет его, липкого, холодного и прячет под своим одеялом. Мать точит ножи, глядя на ребенка, смеется, надевает ему на голову кастрюли, кладет его спать на кучу дерьма, и утром псы ходят за ним и лезут к нему в штанишки. Ночью она пачкает его одежду, а утром наказывает за это; или сует ему в карманы мелочь, а потом стыдит за воровство. Она сажает его голого на стул, животом к спинке, бросает старшим детям клубок шерсти, и те связывают его колени, грудь, член и шею, а потом выбивают ему зубы. Кмент прекращает эти игры, он сбивает с ног мать, склонившуюся над очагом, крутит ей руки, греет воду в котле и опускает туда голову матери, моет волосы, в которых засохла коростой сперма отца и множества любовников; потом он усаживает ее перед зеркалом, повешенном на перегородке; его руки ищут среди грязного белья: чулок, бюстгальтеров, полотенец и перчаток флакон духов; он открывает его и выливает на волосы; он кусает ароматные волосы, и его слезы льются, не замочив их; его руки накрывают обнаженные груди матери, она оборачивается и целует его в грудь, в края подмышек, показывающиеся из-под лохмотьев. Однажды вечером, когда Кмент со своей бандой шлялся по деревне, ребенок вернулся домой в испачканной одежде. Мать схватила его за волосы, раздела, и, окунув с головой в таз с холодной водой, долго держала. Когда ее гнев утих, она вытащила его… Ребенок не двигался, не держал головку, губы его побелели. Материнское сердце бьется, она положила ребенка на постель, посыпала его безжизненное тело морской солью и начала растирать грубым полотном так сильно, что ободрала кожу на шее и вокруг пупка. Другие дети с пеной на губах сидели на корточках в темноте, у подножия родительской кровати, с которой свешивались до земляного пола пятнистые простыни… Оживший ребенок улыбнулся матери, протянул к ней руки, но та, взбешенная тем, что он снова шевелится и любит ее, вцепилась зубами в его запястье и стала колотить его кулаками по вискам; ребенок забился, закричал. Наконец, она оставила его, стонущего, избитого, и вышла в благоухающую ночь, вытирая рукой пот со лба; ребенок метался по постели; старшая из девочек — ее растущие груди уже распирали платье — приблизилась к постели.

— Возьми меня на ручки, мне больно, так больно! Отнеси меня на луну…

Она брала его на руки и качала, гладила его почерневшие, разбитые виски, вышла наружу и села под луной, лучи которой успокоили изувеченное тельце.

Мать очнулась на куче соломы; любовник тянул ее за ногу; оправив платье, она отшвыривает ногой солому, бегом пересекает туманную площадь, встает, упершись лбом в косяк двери: ребенок умер, выблевав волокна ткани, в которую его укутали. Пришедший ночью с моря ураган завалил грязью ворота. Мать до зари, присев над кроваткой мертвого ребенка, отгоняет крыс, вцепившихся в одеяльце. Утром Кмент, пьяный, с разбитым ртом, ломает дверь коленом, валится на циновку, поджав под себя грязные ноги и засыпает; под ним что-то стонет: это меньшой из его выживших братьев. Мать встает, зажигает свечу: Кмент, лицом к земле, сучит ногами, его большое тело давит грудь ребенка: тот пытается высвободиться, двигает руками и ногами, кожа его лица понемногу становиться фиолетовой, губы шевелятся, как у рыбки, вытащенной из воды, язык во рту дрожит. Мать приподнимает тело Кмента, катит его по земле к двери; ребенок задыхается, крысы теребят его за волосы; присев на корточки, мать больше не двигается. В глубине дома крысы возятся под одеяльцем колыбельки. Проснувшись, Кмент увидел, что они бегают по голому тельцу, лежащему в колыбельке, обгрызая его брови и губы.

После того, как мать посадили в тюрьму, дети зажили одни, воруя, торгуя своим телом в смешанных борделях нижнего города. В их бараке воняет, как в лисьей норе. Лишь иногда они приходят в него ночевать; крысы устроили себе гнездо в колыбели мертвого ребенка, под прогрызенным одеялом. Ночью колыбель раскачивается, и крысы пищат, как дети.

Перейти на страницу:

Все книги серии vasa iniquitatis - Сосуд беззаконий

Пуговка
Пуговка

Критика Проза Андрея Башаримова сигнализирует о том, что новый век уже наступил. Кажется, это первый писатель нового тысячелетия – по подходам СЃРІРѕРёРј, по мироощущению, Башаримов сильно отличается даже РѕС' СЃРІРѕРёС… предшественников (нового романа, концептуальной парадигмы, РѕС' Сорокина и Тарантино), из которых, вроде Р±С‹, органично вышел. РњС‹ присутствуем сегодня при вхождении в литературу совершенно нового типа высказывания, которое требует пересмотра очень РјРЅРѕРіРёС… привычных для нас вещей. Причем, не только в литературе. Дмитрий Бавильский, "Топос" Андрей Башаримов, кажется, верит, что в СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе еще теплится жизнь и с изощренным садизмом старается продлить ее агонию. Маруся Климоваформат 70x100/32, издательство "Колонна Publications", жесткая обложка, 284 стр., тираж 1000 СЌРєР·. серия: Vasa Iniquitatis (Сосуд Беззаконий). Также в этой серии: Уильям Берроуз, Алистер Кроули, Р

Андрей Башаримов , Борис Викторович Шергин , Наталья Алешина , Юлия Яшина

Детская литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Детская проза / Книги о войне / Книги Для Детей

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза