Он повернул голову, и Трейси увидела прикрепленный к дужке его очков слуховой аппарат. Поколебавшись, Финн снял перчатки и положил на землю. Он поправил очки и потянулся к трости рядом, потом неуверенно поднялся на ноги и направился к забору. На нем была вязаная лыжная шапочка с надписью «Маринер» и куртка с названием той же команды; куртка висела на его плечах, как обноски старшего брата на мальчике. Двадцать лет назад Финн был пополнее. Теперь же похудел, как жердь. Толстые линзы увеличивали его глаза, и оттого казалось, что они слезятся.
– Это Трейси Кроссуайт, – сказала Трейси, снимая солнечные очки.
Финн ничем не показал, что узнал ее или вспомнил имя. Потом медленно улыбнулся и распахнул калитку.
– Трейси. Конечно. Извините. Я теперь плоховато вижу. Знаете, у меня катаракта.
– Готовите огород к зиме, – сказала она, шагнув во двор. – Помню, мой отец делал то же самое каждую осень – выпалывал сорняки, удобрял землю и накрывал грядки черной пленкой.
– Если не выполоть сорняки, под зиму они дадут семена, – объяснил Финн. – Верный способ погубить весенние грядки.
– Помню, отец говорил что-то подобное.
Финн улыбнулся ей, коснулся руки и наклонился, словно чтобы сказать что-то по секрету.
– Никто не мог сравниться с вашим отцом в помидорах. Но у него была теплица.
– Я помню.
– Я говорил ему, что это нечестно, но он отвечал, что в любое время с радостью возьмет туда мою рассаду. Он был король, ваш отец.
Трейси осмотрела клочок земли.
– Что вы выращиваете?
– Немного того, немного другого. Бo2льшую часть я раздаю соседям. Я теперь один. Милли умерла, вы знаете.
Она не знала, но предполагала такое. У жены Финна были проблемы со здоровьем еще двадцать лет назад, когда отец Трейси заботился о ней.
– Извините. Как ваши дела, Деанджело?
– Зайдите, прошу, – сказал он.
Финн с трудом поднялся по трем бетонным ступенькам к задней двери, от такой задачи он раскраснелся и запыхался. Трейси также заметила, как трясутся у него руки, когда он расстегнул молнию и повесил куртку на крючок в грязной комнате. Медицинская справка, которую Вэнс Кларк приложил к просьбе об отмене вызова Финна для дачи показаний на слушаниях, сообщала, что у того больное сердце, эмфизема и множество прочих физических недугов и стресс от выступления в суде может ухудшить его и так слабое здоровье.
Финн провел Трейси на кухню, которой время не коснулось. Темные деревянные шкафы контрастировали с яркими цветастыми обоями и тыквенного цвета пластиком. Финн убрал со стула стопку газет и пачку писем, чтобы освободить для Трейси место за столом, потом наполнил из крана чайник и поставил на плиту. Она заметила в углу портативный кислородный аппарат и ощутила дуновение теплого воздуха из отдушин в полу. В помещении пахло жареным мясом. На передней конфорке стояла жирная кованая сковорода.
– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Трейси.
Он махнул рукой, достал из буфета две кружки и бросил в них по чайному пакетику. Когда он открыл холодильник, она увидела пустые полки.
– Я особенно не занимаюсь хозяйством. Ко мне мало кто приходит.
– Мне следовало позвонить, – сказала Трейси.
– Но боялись, что я не стану с вами говорить? – Он посмотрел на нее поверх своих заляпанных линз. – Я стар, Трейси. Я плохо вижу и слышу, но еще читаю по утрам газету. Не думаю, что вы пришли поговорить о моем огороде.
– Да, – сказала Трейси. – Я пришла поговорить о слушаниях.
– Вы пришли посмотреть, действительно ли я так болен, что не могу давать показания.
– С виду вы еще можете выходить.
– В моем возрасте бывают хорошие дни и плохие дни, – ответил Финн. – И никогда не знаешь заранее, какой день будет.
– Сколько вам лет, Деанджело?
– Весной будет восемьдесят восемь. – Он постучал по столу костяшками пальцев. – С божьей помощью. – Он уставил глаза на нее. – А если нет, я увижусь с Милли, и это тоже, знаете, неплохо.
– Эдмунд Хауз был вашим последним процессом, верно?
– Я не заходил в зал суда двадцать лет и не собираюсь заходить снова.
Из носика чайника засвистел пар, и Финн зашаркал, чтобы наполнить кружки. Трейси отказалась от сливок и сахара. Финн поставил кружки на стол и сел напротив нее, обмакивая в кипяток свой чайный пакетик. Кружка дрожала у него в руке, когда он поднес ее к губам.
– Здоровье Милли уже тогда ухудшалось. Я не собирался больше участвовать в процессах.
– Почему же взялись защищать Эдмунда Хауза?
– Судья Лоуренс попросил меня о такой любезности. Никто не соглашался. Когда суд закончился, я пошел домой. Мы с Милли собирались провести несколько лет вместе, заняться тем, что откладывали на потом, потому что я вечно был в суде. Немножко попутешествовать. Жизнь идет не так, как мы планируем, верно?
– Вы помните тот суд?
– Вы хотите знать, старался ли я для того молодого человека?
– Вы были хорошим юристом, Деанджело. Мой отец всегда так отзывался о вас.
Финн криво улыбнулся ей. Трейси не удержалась от мысли, что он скрывает какой-то секрет и знает, что никто не заставит восьмидесятивосьмилетнего старика с больным сердцем и эмфиземой давать показания.