Могила Таме-Тунга

- Что ж, народная молва не зря назвала Роберио Диаша Справедливым Лохом. Он не только справедлив, но и великодушен. Не правда ли, мсье? - нарушил тишину Ример. - Справедливый Лох сохранил побежденным врагам их помыслы, желания - все, о чем они мечтали, чего добивались при жизни. Одни хотели богатства - Справедливый Лох дал им золота, драгоценностей столько, сколько может вместить их череп. Другие тешились видом горячей человеческой крови Справедливый Лох утопил их в собственной крови... А вот то, что осталось от моих друзей.

Ример подошел к другому постаменту, стоявшему против Справедливого Лоха, откинул разноцветный лоскут, оказавшийся британским флагом, и показал на две засушенные и уменьшенные головы с золотыми дублонами на глазах.

- Отец и сын Фостер все же были достойными людьми. Я сохранил им человеческий облик. Дублоны на глазницах - символ того, что золото затмило их разум...

Мрачная обстановка капища, вид оскалившихся черепов, казавшихся непомерно великими, при сравнении с уменьшенными размерами голов Диаша и Фостеров, угнетающе подействовали на Пэйна.

- Уйдемте отсюда, мсье Ример, прошу вас! - взмолился он. - Я не могу здесь больше дышать. Это чудовищно, жутко и... неприятно!

И Пэйн поспешил к выходу.

Всю обратную дорогу до реки француз молчал, не отвечая на реплики Римера. Молча, ничем не выдав своих чувств, встретил он сообщение Лакастры о смерти капитана Моора. Также молча он, вместе с Римером и Лакастрой, копал могилу. Лишь когда тело капитана было засыпано землей, Пэйн сказал Римеру:

- Вы жестоки, мсье! Я вас больше не желаю знать!

- Что ж, вы правы, - ответил Ример, пожимая плечами. - Нам и незачем продолжать знакомство. Но оно может возобновиться, если вы, мсье Пэйн, где-нибудь, когда-нибудь и кому-нибудь откроете тайну лакори и калапало, в которую я вас посвятил. Тогда ваша голова либо череп окажутся в пещере Справедливого Лоха с кляпом во рту. Сказать по правде, в интересах здешних охотников мне следовало бы это сделать сейчас, но я не делаю, потому что верю вам, мсье... Мы с Лакастрой отправляемся в Куябу, оттуда через Корумбу и Сан-Паулу в Рио. Можете отправляться с нами.

- Нет, мсье, - перебил Пэйн, - я с вами не пойду! Пусть я погибну в водах бурной Кулисэу, но отправлюсь на север. Надеюсь, наши пути больше никогда не пересекутся!

Ример снова пожал плечами и отвернулся.

Все же Пэйн не отказался от помощи Римера и Лакастры, когда они натаскали ему бревен и связали плот, так же как не отказался от карабина и небольшого запаса сушеного мяса и рыбы.

- ...Ример с лакорийцем скрылись в джунглях, - продолжал Пэйн свое повествование, - но ушли не сразу и какое-то время наблюдали за мной. Я увидел их в последний раз стоящими на вершине высокого обрыва, мимо которого проносило мой плот. Они помахали мне рукой, но я отвернулся. Умом я понимал и, следовательно, оправдывал Римера, но при одном воспоминании о пещере Справедливого Лоха меня начинало трясти, словно в лихорадке.

Пэйн поморщился, облизнул языком пересохшие губы и продолжал:

- Мое плавание по быстрой Кулисэу было очень непродолжительным. К вечеру на первом же пороге плот наскочил на подводный камень и рассыпался. Меня ударило головой о камень, и я потерял сознание. Избитого, окровавленного, с переломленными членами и почти бездыханного меня подобрали на берегу лакорийцы. Болел я долго, мучительно. Выходил меня знахарь Ленда, с которым с тех пор мы стали лучшими друзьями...

- Но, мсье Пэйн, - перебил француза Грасильяму, - почему же вы после того, как выздоровели, окрепли, не ушли от лакорийцев? Они не отпускали вас?

- Я и не поднимал этого вопроса, мсье. Да мне и незачем было уходить от них.

- Как? Разве вас не потянуло на родину, к вашим близким, к друзьям? неожиданно спросил до сих пор молчавший Сергей.

- Родина, близкие, друзья... - задумчиво повторил Пэйн. - Милый юноша! Вы, русские, по-иному понимаете слово "родина", поэтому ты не поймешь, если я скажу, что для меня родина - это, прежде всего, я сам. Близких у меня нет. Я подкидыш, воспитывался в приюте, а потом в иезуитской школе. Какие уж тут близкие? Друзья? Да настоящих друзей я, пожалуй, тоже никогда не имел... И почему вы думаете, что я совершаю нечто недостойное, обитая здесь, в этом эдеме, а не на Монмартре или в Латинском квартале Парижа? Жизнь тех, кого мы называем дикарями, имеет множество преимуществ перед жизнью так называемых цивилизованных белых. Чем цивилизованней, в подлинном смысле этого слова, человек, тем с большей охотой он сбрасывает с себя путы всего наносного, всего лишнего и окунается в стихию предельной простоты. Большинство белых, ставших "дикарями", были хорошо образованными людьми. Об этом писал в одной из своих статей о дебрях Перу покойный Фостер...

- И все же мне, например, непонятно, как вы, ученый, могли бросить занятия наукой ради безделья? - перебил Элиас Гароди. - Как вы хоть пришли к решению остаться здесь?