Могила Таме-Тунга

- Записал, мой мальчик? Ну вот и еще одна мурия расшифрована. Насколько быстрее работать вдвоем. Француз сразу додумался до этого и подучил себе помощника, а я все один и один. Теперь, Жоан, перепиши все начисто, потом поставь вот под таким углом пластинки, чтобы свет падал сбоку, вооружись сильной лупой и подробно опиши все, что видишь на рисунке, проступающем изнутри. Вот там, видишь, какие-то люди, животные... Что ни говори, но мой старинный друг, покойный Гароди, сделал великое открытие, найдя ключ к письменам древних лакори. Эх, Элиас, Элиас! Какой это был светлый ум! Как жаль, что он ушел от нас. Скоро и мне придется отправляться, как говорится, в светлые чертоги небытия.

- Что за печальные мысли у вас, сеньор Грасильяму?

- Как же не печалиться, мой мальчик, если остается так мало времени, а многого еще не сделано...

Профессор Грасильяму был прав: ему оставалось мало времени.

Он был очень стар. Косматая седая голова и руки тряслись, ноги отказывались носить высохшее костлявое тело. Лишь глаза, живые и умные, горели на морщинистом лице, свидетельствуя о том, что в этом одряхлевшем теле бьется пытливая мысль.

- Давай, Жоан, немного отдохнем, поболтаем. С тех пор, как умер Гароди, мне просто не с кем бывает поболтать. Луи Пэйн оглох и тоже торопится записать как можно больше из собранного им фольклора лакори. Порой я просто поражаюсь его памяти и работоспособности... Ах, Жоан, Жоан, если бы ты знал, как я рад, что ты здесь со мной, с нами! Оставить кафедру в столичном университете только для того, чтобы заняться изучением мурий лакори - это не каждый сможет.

- Да полно, сеньор Грасильяму, - смутился Жоан. - Разве вы сами не так же поступили? А я - ученик профессора Гароди, кому же, как не ученику, и надлежит продолжить его дело?

- Правда, правда! Спасибо, малыш! Кстати, ты не сердись, что я называю тебя, профессора, "малышом" и на "ты". Не обижайся. Для меня ты остался таким же милым синантропом, каким и был двадцать лет назад. А где другой синантроп, твой русский друг? Ты знаешь ли что о его судьбе?

- Саор стал крупным советским геологом, вот уж много лет ищет на севере Сибири нефть. Последнее письмо я получил от него в конце пятьдесят девятого года. Он писал, что ваши записки, которые маршал Рондон перед смертью завещал переправить на хранение в Советский Союз, где они не будут использованы, как писал в завещании маршал, "во зло обреченным лакорийцам", находятся в государственном архиве. Полностью их опубликуют лишь через пятьдесят лет.

- Рондон был не только великим защитником угнетенных племен, но и мудрецом. Запомни и мой наказ: тексты расшифрованных мурий надо отправить в Россию... Ну, я разболтался. Давай продолжим работу. Я же страшный эгоист. Не успел ты приехать, осмотреться, а я сразу же засадил тебя за мурии. Но ведь мне так мало осталось времени, а пока я жив, тебе надо освоить технику расшифровки мурий. Ну, записывай! "

Так было.

Лакори жили в долине Золотого Дракона, в долине своих предков, которые построили удивительные дворцы и храмы.

Однажды ночью раздался страшный грохот. Обрушились скалы и здания. Реки вышли из берегов, затопили долину. В нескольких местах земля треснула, словно высушенный на солнце плод, и глубокие пропасти поглотили людей и их жилища.

Это пробудился от сна вулкан Лооб.

Оставшиеся в живых лакори искали спасения в скалах и на вершинах деревьев.

Пробудившийся вулкан разрушил горную цепь, отделявшую долину Золотого Дракона от долины Злых Чаков.

Чудовища, населявшие эту отрезанную от мира местность, устремились в долину Золотого Дракона.

Оставшиеся в живых лакори бежали от них на новые места.

Долина Золотого Дракона опустела. В ней остались лишь хищные чаки и анаконды.

Так было.

Так надо помнить всегда."

Француз умирал. Он полулежал, тяжело дыша, откинувшись на кожаные подушки. Его правая рука покоилась на плече подростка, сидевшего у его ног и с грустью глядевшего в глаза умирающего. Вокруг стояли верные друзья, встревоженные, убитые горем. Время от времени Ленда подносил ко рту умирающего какое-то пахучее питье, и тогда Пэйн делал облегченный глубокий вздох, открывал глаза. В его глазах снова загоралось изумленное восхищение красотой расстилавшейся перед ним Долины Изобилия, его второй родины.

- Ленда, старый мой друг, искусный врачеватель, - сЛабым голосом проговорил Пэйн. - Ты стараешься облегчить мои последние минуты. Спасибо тебе! Мне так легко дышится. Я чувствую, как за моей спиной вырастают крылья... Я сейчас полечу на них ввысь, к вашим предкам регари...

Француз глубоко вздохнул, попытался улыбнуться.