Сегодня утром, когда убийцу вели по двору тюрьмы к полицейской машине, он упал замертво. Вскрытие показало, что смерть произошла моментально от сильнодействующего яда. Ведется следствие. Его ведет знаменитый детектив — инспектор Педру Маттиас. Он считает, что Фалькони отравлен русским коммунистом Гратшофым, накануне появившимся в городе».
Справа от этого сообщения были заверстаны три, одна над другой, фотографии. На верхней была изображена чета Монтейро, прогуливавшаяся под руку по набережной с видом преуспевающих и довольных жизнью людей из общества; оба стандартно-лощеные: он с усиками и бачками на маловыразительном нагловатом лице, она — с лицом увядающей красавицы с рекламы модного парикмахера.
Рядом с этой, по виду счастливой, улыбающейся парой, особенно страшен был оскал изуродованного, будто кричащего лица мертвого Фесталя.
Еще ниже была фотография Сергея Грачева. Несмотря на старания ретушера придать лицу Сергея зверское выражение, на читателя смотрело открытое русское лицо с добрыми глазами.
Четвертое фото — портрет самодовольного, надутого спесью инспектора Педру Маттиаса, — находилось рядом с интервью, которое он дал корреспонденту «Курьер Сантарена». Оно, это интервью, настолько интересно, что приводим его полностью:
«Убийство Марио Монтейра — сотое убийство в нашем городе за первые три месяца текущего года, которыми я занимался, — сказал вашему корреспонденту инспектор полиции Педру Маттиас. — Поверьте мне, старой полицейской ищейке. Это, так сказать, мое юбилейное дело выходит за рамки обычного убийства Убийца — Фесталь Фалькони, как назвал он себя, и у меня нет оснований опровергать это, — очень ловко, просто виртуозно метнул с хоров большой нож-наваху через весь храм и пронзил молящегося Марио Монтейра. Это, как установило следствие, произошло в тот самый момент, когда на наш город обрушился сильный шквал, причинивший на реке немало бед.
В суматохе, поднявшейся в храме, убийца легко мог бы скрыться, но он дождался моего прибытия на паперти храма и при моем приближении протянул вперед обе руки.
Случай, я сказал бы, из ряда вон выходящий. Обычно, прежде чем надеть наручники, мне приходится израсходовать две-три обоймы, а тут такая, я сказал бы, любезность со стороны преступника.
— Я — старая полицейская ищейка, — повторил инспектор Маттиас, — знаю, что такую любезность преступник оказывает полиции, когда он приперт к стене или же когда ему угрожает опасность быть линчеванным толпой. Но куда там! Все молящиеся при виде физиономии убийцы разбежались из храма. Значит, смекнул я, заметив, как Фалькони спокойно покуривает на паперти, надо ждать чего-то необычного. Так и случилось.