Могильная вода

Долго ещё препирался Фёдор с двумя деревенскими кумушками, заладившими, что старуху нужно было хоронить по-человечески — на сухом дальнем кладбище. Но что они могли сделать против Феди, твёрдо вбившего себе в голову, что больше он никак угождать своей бабке не будет. И так всю жизнь провёл, мотаясь к ней в Порубы, как на работу. То ей лекарства привези — от сердца, то сахара мешок — закончился, то чайник новый — прежний сгорел. И стоило воспротивиться, либо сослаться на занятость на работе — всё, в старуху вселялся настоящий демон. Она начинала скулить, плакать и выть, жаловаться на сердечную боль, либо угрожать пойти, да повеситься, раз всем она так безразлична! Федя сжимал зубы и снова ехал в Порубы. Раньше его об этом просила добросердечная мать, а, как она истаяла от болезни, Фёдору стали звонить соседи по деревне. Езжай, мол, внук к бабке, а то кому же ещё, кроме тебя, за ней ухаживать! Уважь старость!

Бабка была живуча как клещ. Недаром ходили сплетни, что она сосала жизнь из семьи — потому мать Феди заболела и умерла, потому и отец раньше срока ушёл в мир иной, а все дальние родственники разбежались, как тараканы, попрятавшись в самых дальних уголках страны. Фёдор годами надеялся, что сердце старухи скоро остановится и избавит его от этого бремени. И вот этот день настал.

Когда две соседки, ропща и причитая, в конечном счёте убрались из дома, Федя долго стоял над открытым гробом, вглядываясь в черты лица Раисы. Больше в них не было прежней склочности, затаённой злобы на весь белый свет и эдакой скрытой гадливости.

— Наконец-то я узнаю, что такое покой… — проворчал себе под нос Фёдор. — Наконец-то ты сгинешь из моей жизни, как кошмарный сон, проклятая старуха. С детства тебя терпеть не мог.

Взявшись за крышку, Федя сноровисто закрыл и заколотил гроб. После он позвал одного из местных мужиков, дал ему на водку, и вдвоём им удалось погрузить гроб на крышу машины, крепко обвязав ремнями. Мужичок, опухший и угрюмый, не удержался от замечания:

— Что ж ты, браток, повезёшь её, Раиску, как мешок картошки, что ли? Она недовольна была бы.

— Ну ты ещё поучи меня, — погрозил кулаком Федя и запрыгнул в машину.

Старый погост был на выезде из деревни, на берегу у полноводной речки, носившей гордое название Чертянка. Характер у неё был вздорный и непредсказуемый, отсюда и Чертянка. Деревянная ограда погоста давно покосилась и местами отсутствовала, на могилах и возле крестов ещё лежал грязный нерастаявший снег, который скоро обещал превратиться в лужи.

Недалеко, возле редкой лесной поросли, Федя разглядел одинокую избушку бывшего могильщика Василия. Бородатый дед с крепкими мозолистыми руками встретил его на пороге дома и недовольно поглядел на гроб, пристёгнутый к крыше машины.

— …Не положено! Не стану и всё тут! — заупрямился старик, стоило Феде попросить выделить место для покойницы. — Не хоронят на погосте! Слышишь ты, дубина? Никого не хоронят тут больше! Не сегодня завтра Чертянка разольётся, опять все могилы в воде стоять будут! Нельзя!

Переговоры длились долго. Федя предлагал ящик водки — Василий посылал его ко всем чертям. Федя стал пихать старику часть похоронных денег, но не помогло и это. Дед сжимал кулаки и угрожал взяться за вилы, если Федя прямо сейчас не увезёт покойницу в Вешнянки, где ей точно найдётся место. Федя сурово пообещал уехать немедленно и бросить гроб прямо здесь, у порога дома. И только тогда Василий в сердцах плюнул и согласился, лишь бы от него отстали.

— Плохо ты это удумал. О себе одном печёшься, о других совсем не заботишься!

Место выбрали в углу, у самой ограды — подальше от реки, но дед всё равно ворчал, что вода дойдёт. Федя отмахивался, мол, какая покойнице разница, где лежать. Когда могила была готова, вдвоём они перенесли гроб и на ремнях стали спускать его вниз. Раскачиваясь и стукаясь о стенки тесной могилы, гроб погружался всё ниже и ниже, пока с гулким звуком не лёг на самое дно.

— Может, помолимся хоть об упокоении души Раисы? — предложил старик. — Или поминки в деревне справим, чтобы проводить её по-человечески, а?

— Закапывай! — непримиримо скомандовал Федя. — Мне все эти обряды глубокой древности нужны, как собаке пятая нога!

Земля застучала о крышку гроба. И только когда последние комья легли поверх невысокого холмика, Федя удовлетворённо хмыкнул.

— Крест бы надобно поставить, — тихо посоветовал Василий.

Федя окинул его равнодушным взглядом с головы до ног. Потом вытащил пару бумажек из пачки похоронных денег и сунул в мозолистую выпачканную в земле ладонь.

— Хочешь — сам ставь. А я сюда больше ездить не буду. И могилу её навещать не стану.

Развернувшись, Федя быстро покинул погост, сел в машину и уехал прочь. А Василий, кинув хмурый взгляд на свежую могилу, сжал деньги в руке и побрёл домой, мастерить крест.