Могильник. Сборник научно-фантастических произведений

Лэтроп спокойно сидел, вспоминая, как след Клэя оборвался на самом краю Галактики в немногих световых годах от планетки, на которую он только что явился. Год за годом он шел по его следу от звезды к звезде, собирая о нем сведения, беседуя с теми, кого тот встречал на своем пути, пытаясь выяснить, где находятся его живописные полотна. И вдруг этот след оборвался. Клэй покинул одну определенную планету, и никто не знал, куда он оттуда направился. Лэтроп потратил немало времени, чтобы обнаружить хоть намек на то. где мог находиться Клэй, и уже готов был отказаться от дальнейших поисков, как вдруг узнал, что Клэй объявился на этой планете и вскоре умер. Но в полученной им информации Лэтроп нашел веские доказательства того, что Клэй прибыл сюда вовсе не с той планеты, где оборвался его след, а провел несколько лет в каком-то другом месте. Так что в его жизнеописании, которому посвятил себя Лэтроп, все еще оставался пробел — пробел из «потерянных лет», а сколько их было, этих лет, определить он не мог.

Кто знает, ведь не исключено, что именно здесь ему удастся найти ключ к разгадке того, где провел Клэй эти годы.

Однако, подумал Лэтроп, это будет лишь конец нити, которая, возможно, приведет меня к разгадке. Не более. На точные сведения рассчитывать не приходится, ибо эти крошечные существа не имеют представления о том, что такое время и пространство.

Скорее всего, разгадка тайны кроется в самом живописном полотне, стоящем в этой пещере. Вполне вероятно, что на нем изображен уголок никому не ведомой планеты, которую посетил Клэй перед тем, как отправиться сюда умирать. Но если это так, решил Лэтроп, тогда плохи дела — ведь можно потратить три жизни, а то и больше, прочесывая планету за планетой в тщетной надежде найти и узнать место, которое Клэй изобразил на этом холсте.

Он наблюдал, как гном бесшумно возится у плиты: единственным звуком, который улавливал его слух, было завывание ветра в трубе и у входа в туннель, что привел их в эту пещеру. Ветер, торфянистая, поросшая какой-то невысокой травой равнина, да скученные в деревушки землянки — вот и все, что здесь есть, на самом краю Галактики, на ободе огромного колеса из множества солнц. А что, собственно, мы знаем, подумал он, об этом шарике материи, точно заброшенном в глубины Космоса могучей Рукой какого-то игрока в гольф? Мы не знаем, когда он зародился, для чего существует и когда перестанет существовать. Мы подобны слепцам, которые ищут во мраке нечто реально осязаемое, и то немногое, что нам удается отыскать, мы познаем не лучше, чем слепой — вещи в своей комнате, определяя свойства предметов на ощупь. Ибо в сущности мы так же слепы, как он, — мы все, все наделены разумом существа, населяющие Галактику. И несмотря на свою вводящую в заблуждение слепоту, мы самонадеянные выскочки, ибо прежде чем попытаться проникнуть в тайны Галактики, нам следует познать самих себя.

Мы ведь еще не разобрались в себе, даже приблизительно не представляем, для чего существуем. Мы придумывали всякие теории, чтобы объяснить смысл своего бытия — теории материалистические, теории идеалистические, используя при этом чисто логические выкладки, которые были отнюдь не так уж чисты. И мы лгали себе — пожалуй, это главное, в чем мы преуспели. Мы смеялись над тем, чего не понимали, подменяя этим смехом знания, пользуясь им, как щитом, чтобы прикрыть свое невежество, пользуясь им как наркотиком, чтобы заглушить в себе чувство страха. Некогда мы искали утешение в мистицизме, отчаянно сражаясь против каких бы то ни было его объяснений, ибо мистицизм давал нам утешение, пока оставался мистицизмом, то есть чем-то необъяснимым. Было время, когда мы уверовали в Бога и боролись за то, чтобы наша вера не подкрепилась вескими доказательствами, ибо в нашем искаженном мышлении укоренилось представление, будто вера куда сильнее, чем реально существующие факты.

А разве стали мы лучше, размышлял Лэтроп, изгнав из сознания веру и мистицизм, поспешив рассовать по тайникам древние верования и религии под приглушенный смех Галактики, которая верит в логику и все надежды возлагает лишь на реальность предметного мира. Мы ведь только на шаг, думал он, не более чем на шаг приблизились к истинной логике и познанию объективной реальности, возведя в культ поклонение этому фетишу. Быть может, в далеком будущем наступит день, когда мы познаем иную реальность, сохраним к ней логический подход и вновь обретем душевный покой, который утратили, когда потеряли веру в божественное начало.

Гном принялся за приготовление еды, и от его стряпни в пещере распространился приятный запах. Почти земной. Быть может, это блюдо окажется не таким уж противным на вкус, чего поначалу боялся Лэтроп.

— Вы такой, как Клэй? — спросил гном.

— Стараюсь быть таким же — он мне очень нравился.

— Нет-нет, вы меня не поняли. Вы делаете то же, что и он? Такие же полоски?

Лэтроп отрицательно покачал головой.