Могильник. Сборник научно-фантастических произведений

Лицо Брюса было жестким и непроницаемым, и я подивился, как у него хватило мужества произнести эти слова, ведь Брюс Монтгомери был такой же неотъемлемой частью «Франклина», как и семья Франклинов, а за последние годы он, вероятно, еще теснее сросся с универмагом — он управлял им, заботился о нем, переживал за него столько лет, что мало кто из нас мог припомнить, с какого времени он начал этим заниматься.

Потом тишина взорвалась и со всех сторон посыпались вопросы.

Брюс жестом призвал нас к молчанию.

— Спрашивайте не меня, — сказал он. — На все ваши вопросы ответит мистер Беннет.

Лысый мужчина впервые заметил наше присутствие. Он отвел взгляд от той точки на противоположной стене и слегка кивнул нам.

— Будьте любезны, не все сразу, — проговорил он.

— Мистер Беннет, — спросил кто-то из глубины комнаты, — это вы — новый владелец универмага?

— Нет, я всего лишь его представитель.

— А кто же тогда владелец?

— Этого я вам не могу сказать, — ответил Беннет.

— Значит ли это, что вы сами не знаете кто он, или же…

— Это значит, что я не могу вам этого сказать.

— Не назовете ли вы нам сумму?

— Полагаю, вы имеете в виду сумму, заплаченную за универмаг?

— Да, именно…

— Это тоже, — сказал Беннет, — не подлежит оглашению.

— Брюс! — раздался чей-то негодующий голос. Монтгомери показал головой.

— Будьте добры, обращайтесь к мистеру Беннету, — повторил он. — Он ответит на все ваши вопросы.

— Не скажете ли вы нам, — спросил я Беннета, — какую политику будет проводить новый владелец? Останется ли универмаг таким же, каким он был до сих пор? Сохранится ли прежняя политика в отношении качества товаров, кредита, гражданских…

— Универмаг, — твердо произнес Беннет, — будет закрыт.

— Вы имеете в виду — будет закрыт для реорганизации?..

— Молодой человек, — отчеканивая каждое слово, проговорил Беннет, — я имею в виду нечто совершенно иное. Универмаг будет закрыт. И он больше не откроется. «Франклин» перестанет существовать. Навсегда.

Передо мной промелькнуло лицо Брюса Монтгомери. Проживи я хоть миллион лет, из моей памяти никогда не изгладится испуг, изумление и боль, которые отразились на его лице.

6

Когда, ощущая затылком дыхание нависавшего надо мной Гэвина, я дописывал последнюю страницу, а отдел литературной правки стонал, что уже прошли все сроки выпуска газеты, позвонила секретарша издателя.

— Мистер Мэйнард желает с вами побеседовать, — сказала она, — немедленно, как только вы освободитесь.

— Уже кончаю, — бросил я и положил трубку.

Я дописал последний абзац и вытащил лист из машинки. Схватив его, Гэвин помчался к столу отдела литературной правки. Он тут же вернулся и кивнул на телефонный аппарат.

— Старик? — спросил он. Я ответил, что он самый.

— Видно, собирается как следует выпотрошить меня. Допрос третьей степени, с применением пыток.

Такая уж была у Старика манера. И вовсе не потому, что он нам не доверял. Не потому, что считал нас идиотами или халтурщиками или подозревал, что мы что-нибудь замалчиваем. Мне думается, это в нем говорил газетчик с его неодолимой тягой к выяснению подробностей в надежде на то, что, беседуя с нами, он выудит нечто, ускользнувшее от нашего внимания: промывка грубого песка фактов в поисках крупиц золота. Мне кажется, что, учиняя такой допрос, он проникался чувством собственной значимости.

— Это ужасный удар, — посетовал Гэвин. — Потерять такой жирный кусок. Наверно, тот парень, что ведет счета в отделе рекламы, сейчас в каком-нибудь темном углу перепиливает себе горло.

— Удар не только для нас, — добавил я. — Но и для всего города.

Потому что «Франклин» был не только торговым центром; он был еще и неофициальным клубом, местом встреч. Тщательно причесанные чопорные старые леди в опрятных костюмах регулярно устраивали в чайной комнате на седьмом этаже скромные пиршества. Домашние хозяйки, отправляясь за покупками, неизменно встречали у «Франклинов» своих старых приятельниц, и их сборища преграждали проходы. Случалось, что люди заранее договаривались встретиться у «Франклина». Там устраивались художественные выставки, читались лекции на возвышенные темы, короче — использовались все приманки, которые для американцев являются критерием изысканного вкуса. Для представителей всех классов, независимо от их образа жизни, «Франклин» был рынком, местом встреч и своего рода клубом.

Я поднялся из-за стола и пошел к боссу.

Его зовут Уильям Вудро Мэйнард, и он неплохой малый. Он далеко не так плох, как это может показаться, если судить по его имени.

У него в кабинете сидел Чарли Гендерсон, ведавший рекламой розничной торговли, и вид у обоих был встревоженный.

Старик предложил мне сигару из большой коробки, стоявшей на краю стола, но я отказался и опустился на стул рядом с Чарли — лицом к Старику, который восседал за столом.

— Я звонил Брюсу, — сказал Старик, — и он разговаривал со мной без особой охоты. Я бы даже сказал — уклончиво. Он не желает обсуждать эту тему.

— Естественно, — заметил я. — По-моему, это потрясло его не меньше, чем нас.