Могильник

Я сразу сел, не соображая, кто я и где нахожусь, — полностью выключенный из действительности: не одурманенный, не сонный, не растерянный, а с той страшной холодной ясностью сознания, которая за краткий миг внезапного озарения опустошает все.

Была тишина, пустота, беспросветный мрак бездны и это холодное ясное сознание, вытянувшееся в струну подобно нападающей змее, ищущее, ничего не находящее и исполненное ужаса перед небытием.

Потом возник вопль — пронзительный, настойчивый, сумасшедший вопль, совершенно бессмысленный, потому что ничего не значил ни для меня, ни вообще, а звучал лишь для одного себя.

Снова сгустилась тишина, во мраке проступили какие-то пятна, и у этих пятен наметились определенные очертания: квадрат посветлее оказался окном, слабое сияние просачивалось из кухни, где все еще горел свет, а пригнувшееся к полу темное чудовище постепенно превратилось в кресло.

Вопль телефона вновь рассек предутренний мрак, и я выскочил из кровати и наугад, как слепой, пошел к двери, которую не видел. Когда я наконец нащупал ее, телефон уже умолк.

Спотыкаясь в темноте, я пробрался через гостиную, и в тот миг, когда я протянул руку к аппарату, телефон зазвонил снова.

Я яростно сорвал с рычага трубку и промямлил что-то нечленораздельное. С моим языком творилось неладное. Он отказывался повиноваться.

— Это ты, Паркер?

— А кто же еще?

— Говорит Джо — Джо Ньюмен.

— Джо?

Тут я вспомнил. Джо Ньюмен был дежурным редакции по отделу ночных происшествий.

— Прости, что разбудил тебя.

Я что-то возмущенно буркнул.

— Произошло какое-то непонятное событие. Решил, что должен поставить тебя в известность.

— Послушай, Джо, — сказал я, — позвони Гэвину. Он редактор отдела городских новостей. Если его вытаскивают ночью из постели, так ему хоть за это платят.

— Но это по твоей части, Паркер. Это…

— Знаю, знаю, — перебил я. — Приземлилась летающая тарелка.

— Не угадал. Ты когда-нибудь слышал о Тимбер-Лейн?

— Это дорога у озера, — ответил я. — В западном предместье города.

— Точно. Она ведет к старой усадьбе «Белмонт». Сам-то дом заперт. С тех пор как семейство Белмонтов переселилось в Аризону. А дорогу подростки облюбовали для свиданий.

— Послушай, Джо…

— Перехожу к главному, Паркер. Сегодня ночью какие-то юнцы развлекались там в машине. Они видели, как по дороге один за другим катилось несколько шаров. Похожих на кегельные.

Боюсь, что я не совладал с собой.

— Что-что?! — рявкнул я.

— Выезжая оттуда, они заметили эти штуковины в свете фар и до смерти перепугались. Они сообщили в полицию.

Я взял себя в руки и заставил свой голос звучать спокойно.

— Полицейские там что-нибудь нашли?

— Только следы.

— Следы катившихся кегельных шаров?

— Угу, пожалуй, это для них подходящее название.

— А может, детки были под мухой? — предположил я.

— Полицейские этого не заметили. Они ведь беседовали с теми ребятами. Те только видели катившиеся по дороге шары. Они даже не остановились, чтобы разглядеть их получше. Постарались побыстрее оттуда удрать.

Я промолчал. Я мучительно соображал, что мне следует сказать. И мне было страшно. Страшно до потери сознания.

— Чем ты можешь объяснить это происшествие, Паркер?

— Право, не знаю, — проговорил я. — Быть может, это галлюцинация. Или они решили разыграть полицейских.

— Полицейские нашли следы.

— А может, это работа самих ребят. Они могли прокатить по дороге несколько кегельных шаров — там, где побольше пыли. Вообразили, что после этого их имена попадут в газеты. Им скучно, вот они и бесятся…

— Значит, ты не используешь этот материал?

— Видишь ли, Джо… Я же не редактор отдела городских новостей. Посоветуйся с Гэвином. Он ведь решает, что нам печатать.

— Стало быть, ты считаешь, что за этим ничего не кроется? Не исключено, что это мистификация?

— Да откуда я знаю, черт побери?! — совсем озверел я. Он обиделся. И, по-моему, не без причины.

— Спасибо, Паркер. Прости за беспокойство, — проговорил он, вешая трубку, и раздались короткие гудки.

— Спокойной ночи, Джо, — сказал я гудкам. — Ты уж извини, что я тебя облаял.

Он меня уже не слышал, но мне все же стало полегче.

И я в недоумении спросил себя, что все-таки заставило меня умалить значение этого события, почему я так из кожи лез, доказывая ему, что это всего-навсего проделки подростков.

Да потому, что ты струсил, ты — слюнтяй, — ответил тот, другой человек, который сидит в каждом из нас и порой подает голос. Потому, что ты многое отдал бы за то, чтобы поверить в незначительность этого происшествия. Потому, что ты не желаешь, чтобы тебе напоминали о том капкане за дверью.

Я положил трубку на рычаг — она громко стукнулась об аппарат: у меня тряслись руки.

Я стоял в темноте, чувствуя, как на меня надвигается ужас. А когда я попытался этот ужас осмыслить, оказалось, что он совершенно не обоснован. Капкан, поставленный перед дверью, компания кегельных шаров, степенно катящихся по загородной дороге, — ведь это же не страшно, это просто-напросто смешно. Тема для карикатур. Все выглядело чересчур уж нелепо, чтобы принять это всерьез. От такого будешь хохотать до колик, даже если это грозит тебе смертью.