Могильный червь (ЛП)

Возьми себя в руки, старуха. Найди Лизу. Разберись с этим делом. Ты не можешь позвонить Баду, потому что он не может принять свой возраст больше, чем ты. Ты позвонишь, и он приедет топтаться там ночью и подхватит простуду, которая на следующей неделе превратится в грудную простуду, через неделю – в пневмонию, а еще через неделю – в могилу в Хиллсайде.

Нет, она справится сама.

Это займет всего минуту.

Она двинулась к дереву, ветер гнал листья мимо ее ног. Чем больше она смотрела, чем больше напрягала зрение, тем больше ей хотелось затуманить зрение. Возраст. Чертов возраст. Можно было притвориться, что это не так, но притворство не заставило его исчезнуть; она во что-то наступила. Что-то мягкое всего в нескольких футах от дерева. От него исходил резкий запах горячих экскрементов. Не собачье дерьмо, нет, господи, это было человеческое дерьмо, и нельзя было ошибиться в отвратительном, резком запахе.

Это было неправильно.

Все это было так неправильно.

Эта странная тяжесть в груди стала глубже, пустив корни, пульсируя, настойчиво. Ее сердце бешено колотилось. У нее перехватило дыхание.

Сердечный приступ? Не может быть?

Здесь, снаружи? Сейчас? О нет, только не это... Маргарет знала, что дальше идти нельзя. Этого было достаточно. Если это было ее сердце, то ей нужно было проникнуть внутрь и разобраться во всем. Позвони Баду, если понадобится. Позвони Таре. Позвони кому-нибудь. Она уже собиралась повернуться и пойти обратно, когда что-то влажное и теплое брызнуло ей в лицо.

Этот запах.

Черт.

Кто-то швырнул ей дерьмо в лицо.

Напряжение в груди перешло в настоящую боль, когда ее сердце бешено заколотилось, дернулось, снова заколотилось, пропустив два или три удара с тупым, глубоким, опустошающим чувством, которое заставило ее вскрикнуть и схватиться за грудь.

Она услышала звук, похожий на дыхание.

Выше нее, выше... кто-то был на дереве.

Она видела их глаза, неестественно яркие и блестящие.

Маргарет направилась к дому, услышав, как тот, кто был на дереве, спрыгнул вниз и приземлился в траву. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что оно приземлилось на четвереньки. Или что оно следует за ней, бегая по траве, как зверь.

Оно приближалось ближе и ближе.

Исходившая от него сырая вонь фекалий была яркой и мерзкой.

Маргарет вышла во внутренний дворик. Ее окоченевшие пальцы нащупали дверную ручку и дернули ее, когда страх, раскаленный добела и электрический, пронзил ее насквозь. Он был таким острым, что казалось, будто в животе у нее крутится лезвие ножа.

Она, спотыкаясь, вошла в кухню.

Боже милостивый, Боже милостивый на небесах...

Лиза.

Это была Лиза.

Прямо перед ней на полу. Лиза лежала на полу, ее запястья были заклеены за спиной, а лодыжки стянуты веревкой. Связанный боров. Ее рот был заклеен скотчем. Она была грязной, и ее глаза были широко открыты, маниакальный ужас и потрясение были близки к полному безумию.

Вот что увидела Маргарет.

Примерно в это же время она увидела мужчину, стоявшего там.

Он был одет в черный сюртук, высокий и бледный, его глаза были очень темными с хитрым кататоническим взглядом. Он что-то держал в руке. Отрезок цепи. Поводок. И он был соединен с ошейником на горле Лизы.

Маргарет закричала.

Она кричала так, как кричат люди, столкнувшиеся с самой жестокой, нечеловеческой порочностью, какую только может вынести разум.

Позади нее послышался топот.

Девушка вошла на четвереньках. От нее исходила тошнотворная вонь дерьма и мочи. Сидя на корточках, она раскачивалась взад-вперед на корточках. Она была голая, с длинными темными волосами, спутанными от листьев и грязи. На вид она была не старше Лизы. На самом деле, совсем немного моложе. Ее кожа была настолько бескровной, что казалась белой, жуткая бледность подчеркивалась черными полосами на бедрах и груди, а этот круглый живот...

О, только не это, господи, только не это... черт.

Она разрисовала себя собственным дерьмом.

Она сидела там на корточках, хихикая, упиваясь собственной вонью и отталкивающей природой. Глаза у нее были большие, с немигающим, безумным блеском, глаза животного в свете фар: блестящие и дикие. Она потрогала себя между ног, и ее вульва оказалась безволосой, раздутой и гротескно красной. Струйка мочи ударила в линолеум.

- Меня зовут Червь, - сказала девушка. - Ну разве это не прелестное имя? И разве я не очень красивая девушка? Я тебе нравлюсь? Нравлюсь, насколько я хорошенькая, хорошенькая, хорошенькая?

Лиза извивалась на полу.