Могильный улей

Затем, хоть я и был в полубессознательном состоянии, я схватил консервную банку и принялся копать дальше. И вдруг из земли высунулись фаланги моих пальцев. Я ощутил, как струя холодного воздуха коснулась кончиков моих пальцев. Затем мне потребовалось полчаса, чтобы выбраться из могилы. Выбросив еще немного земли, моя голова и плечи оказались на поверхности. Потом я вцепился обеими руками в землю — хватка была, как хватка когтей у орла на добычу, и потянул свое тело. Затем я вытянул свою правую руку вперед и подтянул свое тело, и последний рывок был, когда я вытянул тело из могилы. С закрытыми глазами я пополз от могилы, мне не было смысла их открывать, на мои веки давили куски замороженной земли. Я продолжал двигаться и на что-то наткнулся. Я ощупал — это оказался деревянный ствол. Я медленно развернулся всем телом и опрокинул замерзшую и покрытую мурашками спину на ствол дерева. Затем я отер дрожащими от холода руками глаза от въевшийся холодной грязи и приоткрыл веки. Вокруг стоял непроглядный мрак и ледяной холод, от которого фаланги моих пальцев и стопа на одной ноге начали замерзать. Десять минут я неподвижно сидел и только дышал, широко открыв рот. После я перевернулся на живот и пополз вперед. Двигая руками, я тащил за собой свое тело. Мне приходилось широко открывать рот и дышать полными легкими. Затем я остановился тошнота подкатила к горлу. Засунув два пальца в рот, я проблевался. Потом снова пополз вперед. Впереди я наткнулся на огромную палку, взяв ее в руки, я приподнял свое тело и, используя ее как костыль, начал, хромая, передвигаться. Лишь данный фонарь освещал мне путь, а на небе белокурая полная луна напоминала мне огромный диск. Вдруг я споткнулся и упал на спину, уронив голову в сугроб. Мощная боль фехтовальской рапирой пронзило мое серое вещество, я чуть не закричал. В висках застучало, сердце бежало, как загнанная лошадь. Найдя в себе силы, я привстал на одно колено, а затем встал и начал дальше хромать вперед. Шел я примерно около часа и вдруг увидал впереди дом этой «ведьмы». Первая мысль в моей голове была о том, что не стоит сейчас ввязываться в бой с ней. Я прошел дальше и подошел к забору. Вцепившись в него руками, как кошка, я начал карабкаться. Забравшись на самый верх, я кувыркнул свое тело и упал на одно колено. После я прополз вперед и увидал сарай. Я ухватился за деревянную перемычку и приподнял тело. Затем я дернул на себя торчащую на двух ржавых, прогнивших гвоздях дужку шпингалета, я облокотился на дверь. Дверь отворилась внутрь, и я упал на левый бок, успев лишь подставить локоть, чтобы не удариться головой. Ухватившись рукой за ржавую, державшуюся на одном шурупе ручку двери, я приподнялся и встал на ногу. Затем я решил оглянуться вокруг: сарай освещала стоявшая в углу и тускло горевшая покрытая паутиной и плесенью керосиновая лампа. Справа от меня стояла старая выложенная из красного кирпича печка, слева стояла сложенная раскладушка, ящик для инструментов находился рядом, в нем торчали две ручные ножовки по дереву, один молоток, лом. Тяжело дыша, я присел посреди сарая, прислонившись спиной к колоде для рубки дров. Рядом со мной в пеньке торчал топор с длинной ручкой. Я схватил его за рукоять и выдернул из пенька. Затем встал и побрел к ней в дом.

Глава 4

Как только я приблизился к ее двери, я толкнул дверь плечом, опираясь на топор, чтобы не упасть. Дверь распахнулась. В прихожей был мрак. Сделав еще пять шагов, я попал в зал. В зале горел тусклый свет, и Татьяна стояла у зеркала.

— На, жри, чертова ведьма! — взмахнув из-за спины топором, закричал я.

Татьяна развернулась, и ее глаза вылезли из орбит. Она успела только один раз перекреститься. И в тот же миг лезвие топора вонзилось ей в лицо. Рассекло правую щеку и вонзилось на несколько миллиметров в лобную кость. Она даже не успела понять, что произошло, но в следующий миг ее мозг опознал дикую боль. Она оступилась назад, и ее ноги подкосились. Ее тело упало на перила подвальной лестницы и покатилось по ним, а затем она упала спиной и, сев в инвалидное кресло, откатилась до стены. Она еще два раза перекрестилась и схватилась за рану на лбу. Из ее раны фонтаном струячила кровь. Я взглянул на себя в зеркало, и — о ужас! — что я увидел: я, держа в руках топор, был покойником, на мой взгляд, превращение из человека в мертвеца уже началось, моя кожа стала чешуйчатой, как у рептилии, оскаленные зубы стали острыми, как лезвие бритвы, чтобы вырвать ими клочки живого мяса, об этом и думал мой больной, измученный мозг: я хотел перегрызть ей глотку. На окровавленных пальцах острые, длинные, как клинки, заострились когти. Мои глаза горели, как два ярких алмаза. Она снова смотрела на меня и крестилась.

— Бог здесь не поможет, мама! — зарычал я. — Сейчас ты умрешь!