Могильщик кукол

Приблизительно до шести утра в лесу планомерно работали около тридцати человек. Якоб непременно хотел оставаться с ними, пребывая в уверенности, что рано или поздно появится Бен. Где-то ведь он должен быть, наконец. Труда бродила повсюду словно тень.

— Отведи ее домой, — посоветовал Уве фон Бург тестю. — Посмотри, она едва держится на ногах.

И Тони фон Бург сказал:

— Не волнуйся о Бене, Якоб. Если я его увижу, то приведу домой.

С Трудой под руку Якобу понадобилось больше часа, чтобы достичь своего двора. Труда непрерывно что-то бормотала себе под нос. Якоб не понимал ни слова, только крепче прижимал жену к себе, так как ноги у нее заплетались. Когда они свернули к въезду во двор, то увидели Бена сидящим на ступенях перед входной дверью. Он играл со складным ножом — лезвие то выпрыгивало из ножен, то вновь исчезало и опять выпрыгивало. Перед ним на земле лежал велосипед Бритты.

— Прекрасно, руки прочь, — сказал он и помахал лезвием.

Труда вскрикнула и начала жалобно стонать. Якоб посадил ее на ступеньки рядом с Беном и вырвал из его рук нож. И так стиснул зубы, что они хрустнули.

— Где девочка? — спросил он. — Где Бритта?

— Сволочь, — сказал Бен.

Якоб размахнулся и ударил его кулаком. И бил до тех пор, пока Труда не упала ему на руки. Ее жалобный стон перешел в визг:

— Прекрати! Прекрати, ты забьешь его до смерти.

— Это было бы лучше всего! — заметил Якоб.

Бен все еще сидел на ступенях. При каждом ударе он и без того израненной спиной налетал на острый край верхней ступеньки. Кожа на лице разошлась в двух местах. От левой брови вдоль виска потекла тонкая дорожка крови. Нос тоже кровоточил, губа была порвана. Якоб нашел, что теперь он похож на черта.

После того как он оставил Бена в покое и открыл входную дверь, часть Труды поднялась и проводила Бена на кухню, посадила его на стул, принесла чистый платок и взялась за дело, осторожно прикасаясь к рваным ранам тканью, смоченной холодной водой.

Как часто в течение всех этих лет ей приходилось обрабатывать его раны? Сколько шишек, ссадин и синяков принес он домой? Сколько ударов, пинков, укусов и царапин молчаливо снес?

Другая часть Труды осталась перед входной дверью, подняла с земли велосипед Бритты, села в седло и выехала со двора. И в то время как она с силой давила на педали, в то время как воздушный поток сдувал ей волосы с лица и охлаждал мысли, что-то внутри ее сливалось с рамой, шинами, рулем, глубже и глубже проникало в металл, резину и в прошлое, исследуя, что видел велосипед в последние часы. Кукурузу! Между спицами переднего колеса запутался кусочек высохшего листа. В беспомощной ярости и отчаянии Якоб его не заметил.

Часть Труды, стоявшая на кухне, спросила:

— Не хочешь позвонить в полицию?

— Нет, — сказал Якоб. — Теперь не имеет смысла. Если он поднял руку на ребенка, зачем мне позволять им сажать его за решетку?

Труда закрыла глаза и крепко ухватилась за край стола. Якоб проверил длинное лезвие ножа. Никаких следов крови, только несколько ржавых пятен. Он спрятал нож в карман брюк, поднялся по лестнице и выпустил из комнаты Таню, что есть силы колотившую в дверь. Вдвоем они вернулись в кухню. Якоб остался стоять у двери и с жестким выражением лица наблюдал за занятием Труды.

Таня, объятая ужасом, в два прыжка очутилась рядом со стулом, встала на колени, положила голову на ногу брата и стала гладить его по другой ноге.

— Мой бедный медведь, что они сделали с тобой?

— Отойди от него, — потребовал Якоб.

Девочка не тронулась с места, тогда Якоб подошел, дернул ее за руку, заставил подняться, затем оттолкнул в сторону и посмотрел на Бена.

— Если ты тронешь малышку, — с ледяным спокойствием чеканил слова Якоб, — если ты прикоснешься к ней хотя бы пальцем, мы оба с тобой отправимся в долгое путешествие.

Труда никак не реагировала. Таня закричала, дав волю своему негодованию, чего Якоб от нее никак не ожидал.

— Ты совсем рехнулся! Что за чушь ты несешь?

Якоб не реагировал. Он проверил рубашку Бена и штаны, внимательно осмотрел его руки. Они были не грязнее, чем обычно. И его складная лопатка лежала в подвале. Вечером, сопровождая сестру и Бритту Лесслер, он не взял ее с собой. Возможно, что он и пытался вынести ее в какой-то момент ночью, но все двери и окна были закрыты.

— Где девушка? — еще раз спросил Якоб.

— Друг, — гнусавым голосом, с опухшими губами и забитым кровью носом, прошептал Бен.

Таня без остановки ругала Якоба, требуя, чтобы он прекратил болтать глупости. А лучше бы занялся теми, которые избили Бена.

— Это он его избил, — безучастно сказала Труда. — Он всегда его жестоко избивал. Это только его вина. Сибилла тогда сказала: «Позли собаку — и получишь кусачего пса». Он сделал его злым.

Труда еще не успела закончить фразу, как Таня с кулаками набросилась на отца. В первое мгновение Якоб был настолько поражен, что даже не пытался ее удержать. Затем крепко взял ее за запястья, глубоко вздохнул и объяснил, чем он и множество других людей занимались в последние часы и что лежит снаружи перед входной дверью. Затем на некоторое время на кухне стало тихо.

Таня заплакала: