Он сейчас жалел, что после долгих лет скитаний в одиночестве почти разучился говорить о своих чувствах. Могильщик попробовал выразить свою мысль Элаги, но она то ли его не слушала, то ли не понимала его слов, а может, он просто нёс какую-то чушь. Или, скорее всего, он так и не сказал вслух ни одного слова.
«Надо было оставить её в лагере, – мелькнула у него мысль. – Нет, она не согласилась бы. Не зря она пошла сюда. А Имп не хуже и не лучше других мест, где сложили головы или сошли с ума десятки могильщиков прошлых лет. Быть может, достаточно дойти до окраины города и вернуться?».
Нет, не достаточно.
Велион продолжал шагать, сжимая руку Элаги. Но это прикосновение не дарило тепла – на их руках были перчатки, чья кожа сейчас стала непреодолимой преградой не только для магии, но и их чувств. Перчатки будто бы изгоняли его в тот мир, где помимо могильщика существовали только холод, одиночество и смутные воспоминания о погибших.
Как хотелось сейчас, да, прямо сейчас скинуть их, прижать к груди девушку, которую он знал меньше дня, почувствовать её тело, прикосновение тёплой и мягкой груди к своей коже, чтобы горячее дыхание касалось шеи, а его губы – её губ. Чувствовать, как бьётся её сердце. Чтобы она чувствовала его сердцебиение. На миг стать обычными людьми.
Но перчатки приросли к его рукам. Мёртвой хваткой сжали сердце, заморозили его, сделали холодными губы, а язык – деревянным. Эти перчатки управляли им, словно они были кукловодом, а он – куклой. Они жили сами по себе, дёргая за привязанные к нему верёвочки, а его тело шевелилось, даже не осознавая – им управляют. Проклятый разумный болванчик, который может мыслить, может понимать, что он не принадлежит сам себе. И от этого становилось ещё горше.
Ему оставалось только шагать.
Кожа иссохла и потрескалась. Он оглох и ослеп. Его сердце замерло в груди, а кровь превратилась в ртуть. Но могильщик продолжал идти.
Кто-то цеплялся за его правую руку, и он должен был вытащить их обоих из этого проклятого тумана. Даже если за пеленой, которая уже не понять – белая или абсолютно чёрная, лишь смерть.
Этого уже не должно было произойти, но разваливающаяся кладка городской стены проступила сквозь плотную пелену. Привычная картина разрушений отогнала страх, сняла напряжение, мир стал практически обычным. Полуразвалившаяся стена казалась спасением. Несмотря на то, что от этого спасения веяло могильным холодом.
Велион собрался, очнулся от навеянных туманом мыслей. Тело подчинялось только ему, каждый мускул, каждый нерв приготовился к тому, чтобы работать. Чувствовать кожей магию, уворачиваться от потоков энергии, разрывать пальцами змей. Или отшатнуться от обычного кирпича, который может свалиться на голову.
«Наверное, я старею», – подумал могильщик, вспоминая свои недавние мысли. Сердце уже почти не ныло, мысли об одиночестве и обречённости как обычно были задвинуты на самый дальний план.
Элаги тоже приободрилась, встряхнулась, из её глаз ушёл тот вселенский ужас, что плескался в них совсем недавно. Губы кривились в ухмылке, руки перестали дрожать, только лицо всё ещё оставалось неестественно бледным.
– Я же говорила, всего лишь морок, – дрожащим голосом произнесла могильщица. – В двух сотнях ярдов на восток можно пролезть в город, как раз про этот пролом мне говорил безрукий.
– Что ты видела? – тихо спросил Велион.
Элаги поёжилась, ухмылка сползла с её губ. Она всё ещё боялась. Но на лице читалась твёрдая решимость.
– Не твоё дело, могильщик.
Что ж, раз так… Велиону оставалось только кивнуть и пойти в указанном направлении.
Кому-то непереносимый ужас вселял огонь, кому-то – высота, кому-то – чудовища. Неужели он боится всего лишь одиночества и небытия?
Пролом в стене действительно имелся. Дыра начиналась на уровне пояса и доходила до самых зубцов, так, будто кто-то вырвал из кладки треугольный кусок. В проломе не рос мох, выступы не покрывал плющ, даже сухих нитей лишайника не было. Велион видел такое не в первый раз. Порой боевая магия убивает жизнь так, что та не может оправиться от удара даже спустя десятилетия. Но увиденное его сильно беспокоило – места, где нет никакой живности, были на редкость паскудными. Даже в Бергатте остались насекомые и крысы.
Могильщик заглянул в пролом. От магии – гроздьев змей и ярких печатей проклятий – так зарябило в глазах, что невольно пришлось опустить взгляд. Но и в непосредственной близости магии хватало. Кости, ржавые доспехи, груды камней искрились остатками боевых заклинаний. Когда-то здесь произошла настоящая мясорубка.
Велион кивнул Элаги и одним махом запрыгнул в проём. Толщина стены оказалась больше человеческого роста, но могильщик буквально кожей чувствовал – кладке вот-вот придёт конец. Пока, к счастью, одного человека недостаточно, чтобы она рухнула.
Прежде чем спрыгнуть со стены, Велион внимательно изучил место предполагаемого приземления. Груды костей, размытые дождём и разбросанные ветром. Он часто видел такое, но… не в таких количествах. И что-то ещё смущало его. Что-то…