Могильщик. Цена покоя

Велион угрюмо кивнул. Предприятие нравилось ему всё меньше. Сгинуть от лап (или рук?) разумных не то зверей, не то почти людей, потом, скорее всего, оказаться в их желудках, вот как этот жареный окунь…

Пять крон – большие деньги.

– Надо купить верёвку, – повторил Рыжий. – Твою мать, – буркнул он, щупая бурдюк. – Пустой. Больше нет?

– Нет.

– Значит, надо идти в деревню. Не знаешь, ближайшая близко?

– В миле, – улыбнулся Велион.

– Я туда не пойду.

– Отдадим мою удочку взамен украденной, я её купил. Да и поедим нормально, а то я от этой рыбы только ещё больше есть захотел.

Рыжий подумал несколько секунд и кивнул.

– Ладно, – буркнул он. – Но если меня побьют, виноват будешь ты.

– Виноват будешь ты, – усмехнулся черноволосый могильщик. – И никто боле.

***

Валлай поправил камзол, но сделал это скорее из-за лёгкого невроза, чем неудобства – он давно привык к тесноте в локтях и лёгкой скованности движений. Ещё раз одёрнув рукава, кашлянул, утёр выступивший от жары на лбу пот и, наконец, постучал в ворота Храма Безликого и Столикого.

Вообще, храм был закрыт для любых посещений на реконструкцию, о чём знали все в городе, а если бы и не знали, то могли бы прочесть объявление на богато украшенной табличке, висящей прямо у молоточка. Но Настоятель говорил, мол, их пустят без проблем, и встреча будет деловой. А сам за час до назначенного времени прислал письмо, в котором писал о неотложных делах и попросил (скорее, приказал, но вежливо) рубаку идти самому, не пояснив ни с кем будет эта встреча, ни зачем она вообще нужна.

И вот, Валлай стоит у закрытых ворот, постукивает молоточком по наковаленке, ему никто не открывает, а прохожие смотрят на него, как на умственно отсталого. Один богато одетый старичок даже приостановился, но всё же прошёл мимо. А через несколько секунд вернулся и подошёл прямо к наёмному убийце.

– Молодой человек, – предельно вежливо произнёс старик и ткнул указательным пальцем в табличку, – вот здесь же написано: «Х-р-а-м…», – он принялся читать по буквам, как малому ребёнку.

– Я умею читать, господин, – нервно ответил Валлай. – Мне назначено.

– Никому не назначают в Храм Безликого и Столикого уже больше двух месяцев…

Практически бесшумно в воротах открылась небольшая дверь, которую Валлай даже не заметил, насколько хорошо она оказалась спрятана. В двери стоял тучный жрец в простой на первый взгляд рясе. Простой, если не считать, что сделана она была из шёлка, а шёлк здесь, в Ариланте, продавался на вес золота без всяких преувеличений. И, судя по объёму жреца, только его пузо скрывал приличный такой золотой слиток.

– Входите, господин Валлай, – проворковал жрец и посторонился.

«Я же сказал, мне назначено», – едва не сказал рубака вслух так, чтобы его услышали даже те, кто давно прошёл мимо, но, сдержавшись, просто кивнул старику и вошёл.

– Я не вижу господина Ангиура, – произнёс жрец.

– У него появились неотложные дела, – уклончиво ответил Валлай.

– Вы же знаете дорогу? – даже не скрывая надежду в голосе, спросил пузан.

– Нет. Я даже не знаю, с кем у меня назначена встреча.

– Прошу за мной.

Они прошли по аллее со стоящими в два ряда статуями Единого. Первая статуя слева скрывала лицо в ладонях, а у той, что справа, ладони были отняты от лица, на котором едва угадывались человеческие черты. Во второй статуе слева угадывался Кузнец, несмотря на то, что молота – обязательного атрибута – никто не изобразил, а справа – Мудрец. И дальше – Воин, Пахарь, Охотник… У статуй чуть дальше даже начали угадываться женские черты – более широкие бёдра, узкие плечи, наметившаяся грудь. Мать, Пифия…

Валлай приостановился у статуи, на лице которой явственно проступали очертания костей, а нос был слишком курносым, и кивнул ей. Пусть это не настоящая Костлявая, дань уважения он отдать обязан. Кто знает, может, жрецы Единого не так уж и ошибаются.

Крыльцо храма разобрали, подниматься пришлось по поскрипывающему под массой жреца деревянному помосту.

– Двери поставили буквально вчера, – с трудом переводя дыхание, сказал жрец. – Но внутри уже всё отделали. Будете одним из первых, кто увидит.

Валлай пожал плечами. Во внутреннем дворе Храма Безликого и Столикого не было ничего поражающего воображения. Сад, конечно, разбили красивый, но самый обычный. Статуи из дорогого белого мрамора, но никакой позолоты, даже серебрения. Храм и храм, ненамного богаче того что в Новом Бергатте. Больше, конечно же, и в разы, но не больше других больших храмов.

Сразу за дверями располагалась огромная зала для служений на том конце которой стояла статуя Единого со склонённой головой и лицом, скрытым капюшоном. Жрец повёл налево, к отходящему коридору, по левому же краю которого начинали кельи.

– Сегодня она здесь, – выдохнул жрец, вытирая потный лоб. – Постучите и входите. А мне пора по делам.

Валлай так и сделал.

Келья была небольшой. Слева стоял большой чан, наполненный горячей водой, справа стоял стул, на котором сидела высокая женщина, а дальнюю половину помещения занимала кровать, на которой спал уродливый ребёнок, укрытый одеялом.