Могрость

Мама лишних вопросов не задавала. В силу проблем на работе, с дочерью они переговаривалась редко, часто разминаясь в десяти квадратных метрах квартиры. Но к концу недели тучки недосказанности разрослись до тревожной грозы.

Вечер пятницы посвятили зажжению елки. Мама цепляла на искусственную хвою шары, ее муж Тимофей развешивал на окнах гирлянды. Аня сидела в комнате, подальше от окна: на кровати с учебником по органической химии, игнорируя всех и вся. Ее одиночество упрямо нарушила мама, и вначале они буднично обсуждали университет. Всплыла тема карманных денег (Аня уже второй день подрабатывала в кафе Тимофея). От зарплаты она вновь отказывалась (и раз сто уже повторила Тимофею), выражая сожаления, что не поступила на бюджет. Мама улыбалась, скрашивала неловкость дочери шутками и историями: «Это ничего, вот у моей знакомой…» Предвкушение праздников не ободряло как прежде, Аня делала вид, что увлечена историями, но замечания поддерживала автоматически. Главные вопросы мама начала издалека – обыкновенно справляясь о погоде в Сажном, о бабушке, о брате, о крестнике. Аня битый раз повторяла общие фразы «как обычно», «всё в порядке», «ничего нового».

– И что он решил? – вдруг спросила в лоб. – Что Витя думает о переезде?

Аня замешкалась. Мама смотрела на нее пристально, с твердым намерением услышать подробности. Пришлось захлопнуть учебник. В мохнатой пижаме и капюшоне на влажных волосах, Аню вдруг прошиб озноб от возвращения в полумрак задымленного зала и холод кладбища.

Черный свитер заострил мамино лицо, короткие пряди белых волос. Ясные глаза подернулись серостью. Она сняла очки, и сложив руки лодочкой напротив талии, приготовилась к вердикту.

– Он ничего толком не сказал, – струсила Аня.

– Неправда. Я звонила им вчера. Он наотрез отказался приехать.

Аня повела скептически бровью, смотря поверх головы мамы, на коллажи семейных фотографий вдоль платяного шкафа.

– Вы поругались?

– Нет.

– Аня…

Укоризненный взгляд.

– Что тут сказать? Он не простил мне отсутствие на похоронах. Весь этот побег. Вот. Ты предупреждала, я знаю. Я не справилась.

– Ох, Анюта. Мне нужно было поехать с тобой.

– Нельзя туда ехать!

Мама притихла, заново осматривая дочь, которая улыбнулась натянуто и, сбавив тон, затараторила:

– У вас и так каждый день проверки. Дороги переметает. Там мост рухнул и с транспортом неразбериха. Мам, чего нельзя решить по телефону? Я могу устроить видеозвонок. Витя согласится, он же не станет решать за бабушку. Что?

Она поглядывала на маму, которая пропускала ее слова мимо ушей.

Нина подсела ближе:

– Тебе нездоровится?

– Что за вопросы? Всё хорошо.

Аня возмущенно округлила глаза.

– Ты будто избегаешь меня. Всех.

– Чепуха! Завал с учебой, а у тебя – работа. Нервы.

– Спишь с включенным светом.

– Я читаю.

– Кричишь во сне.

Аня потупила взгляд.

– Ань, что тебя так беспокоит? Там что-то случилось?

– Ничего. Всё в порядке. – Аня расстроенно поняла: объяснить придется. – Мы с Витей повздорили. Очень. – Посмотрела на окно, вдруг взмолилась: – Их нужно оттуда забрать!

– В смысле?

– Из Сажного, – настаивала Аня, вцепляясь в плед. – Там… – Плечи опустились, смелый порыв ослаб в нерешительности. – Там застой полный. Автобусы через раз приезжают, я о вызове скорой молчу. Их нужно забрать. Не знаю, как… Зараза, – поморщилась.

Она разжала кулаки, чувствуя, что ноготь до крови впился в кожу.

– Аня…

Мама привстала обеспокоенно, но она лишь отмахнулась:

– Не бери в голову.

Кровь сворачивалась полумесяцем.

– Что-то со здоровьем? – расспрашивала мама. – С деньгами? У них проблемы?

– Не без этого. Но просто лучше их забрать.

Мама растерянно приблизилась к окну. Когда она нервничала, то разминала пальцем ладонь, прикусывая нижнюю губу. Выражение лица ее говорило о внутренней борьбе «за» и «против» вмешательства.

– Бабушка не согласиться уехать. Ради прошлого обследования я выслушала столько всего… Мы брали такси, а потом в купе… И обратные билеты… – Она мотнула головой. – Ты не знаешь, но я даже документ заверяла, что похороню ее рядом с дедушкой.

Аня вспомнила кладбище, опасливо поджала колени к груди.

– Витя говорил, что она тропу с его могилой расширяет. Якобы себе под место…

Потупила взгляд.

– После смерти Дины началось. – Мама массировала пальцами виски. – При каждом звонке она вспоминает о похоронах. Слава богу ты не слышала ее тогда. Она ходила и твердила: «и мне такое же купите», «без рюш», «поминать дома», «только не черный гранит», и ее это вечное «фото из паспорта». – Мама махнула рукой, всматриваясь в огни города. – Там много чего еще было. Она не уедет.

Аня вынуждена была признать: бабушка умрет, но дом не оставит.

– Витю ведь можно уговорить, – убеждала. – Если бы ты позвала, и Тимофей.