К тому времени, как мы доберемся домой, я буду изнывать от боли и буду промокшей насквозь, практически дрожа от желания. Опьяненный моим желанием ощутить его в себе, он садился на край нашей кровати, заставлял меня раздеться для него, затем укладывал меня и раздвигал мои ноги. Он не торопился, дразня, пока я извивалась и умоляла под ним.
И я бы с радостью умоляла, не просто обезумев от вожделения, но потому что знаю, как сильно ему нравится слышать, как отчаянно я нуждаюсь в нем. Когда он, наконец, позволил бы мне кончить, я бы сделала это за считанные секунды, но это только раззадорило бы его. Он никогда не позволял мне кончить один раз, а потом остановиться. Он едва давал мне перевести дыхание. Он заставлял меня считать. Я сбивалась со счета. Оргазмы накатывали один за другим, обрушиваясь на меня прежде, чем у меня была секунда, чтобы оправиться от предыдущего.
Это был бы один из многих идеальных дней в нашей идеальной жизни. Мой идеальный, обманный маленький мир.
—
—
Я выношу наш поднос на улицу, хватаю столовые приборы с подставки у двери и топаю по деревянному настилу. Нет привлекательного способа подойти к мужчине в лыжных ботинках.
— Это было потрясающе, — говорит он, когда я сажусь рядом с ним. — Но мои ноги меня убивают.
Мои собственные ноги словно желе, но рядом с ним в этом нет ничего нового. Я опускаюсь перед ним на колени, задираю его лыжные штаны и расстегиваю застежки на ботинках.
— Это должно помочь, — только тогда я понимаю, куда положила руку, чтобы удержать равновесие, и слова вылетают прежде, чем я успеваю остановить себя. — Ого, у тебя такие крепкие бедра.
Кэмерон переводит взгляд с моего лица на мою руку, которая почему-то все еще находится опасно высоко на его бедре,
— Я тренируюсь. Много приседаю. И раньше катался на роликах, — говорит он, находясь в каком-то своем собственном трансе.
Я, наконец, прихожу в себя и отстраняюсь:
— Так это все объясняет. Думаю, что катание на лыжах и роликах задействует во многом одни и те же мышцы, один и тот же баланс.
— Я говорю
— Завтра они у тебя будут сильно болеть. Двадцать минут в горячей ванне после ужина приведут тебя в порядок. И еще у нас есть маленькая сауна под лестницей. Не уверена, показывал ли тебе Райан.
— Черт, он описал это жилище так, будто это какая-то крошечная деревянная хижина в лесу. Вы, ребята, необычные.
— Ну, моя бабушка была необычной, — поправляю я его. — Думаю, мы просто счастливые потомки, — оглядываясь назад, на холм, я наблюдаю, как пожилой джентльмен пересекает склон с ребенком, которому не больше четырех лет, зажатым между его ног. Когда-то такой была и я.
Бабушка научила нас кататься на лыжах и любила, к большому неудовольствию папы, выводить нас с Райаном за пределы трассы, показывая нам свои любимые места по всей горе. Она любила рисковать, нарушала правила и была дерзкой до самого конца. Я ужасно по ней скучаю.
— Ты в порядке? — спрашивает Кэмерон, прижимаясь своим плечом к моему. Его рука лежит на столе всего в дюйме от моей. Клянусь, я чувствую, как мои волоски встают дыбом, притягиваясь к нему.
— Я в порядке. Просто предаюсь воспоминаниям, — я указываю на его еду и принимаюсь за свою. — Ешь, пока шоколад не затвердел.
Мы едим в тишине, к счастью, слишком голодные, чтобы делать паузы между укусами, но разговоры — это вся жизнь Кэмерона, и у меня такое чувство, что ему тяжело сидеть здесь и ничего не говорить. Я просто надеюсь, что он не вспомнит о вчерашнем вечере.
— Хочешь рассказать мне о своей бабушке? — он промокает салфеткой капельку шоколадного соуса в уголке рта.
— Может быть, как-нибудь в другой раз.
— Тогда расскажи мне о себе, — он сдвигается, наклоняя свое тело ко мне, и предплечье мечты оказывается вне досягаемости.
— Что ты хочешь знать? — это опасный вопрос. Он уже знает гораздо больше, чем я когда-либо хотела бы рассказать. Не знаю, почему я дала ему возможность узнать о более подробной информации.
— Все.
— Это довольно широкий круг тем.
— Хорошо, — говорит он, постукивая себя по губам. — Давайте начнем с… любимый вкус мороженого?
— Фисташковое.
— Классное, мне нравится. Любимое время года?
— Все. У каждого есть свои изюминки.
— Я против эксклюзивности. Влюблена в кинозвезду?
Закатываю глаза, не желая отвечать на это. Вряд ли я скажу ему, что все кинозвезды потеряли свою привлекательность в ту минуту, когда я услышала его голос.
— Нам нужно вернуться к катанию на лыжах, пока погода на нашей стороне.
Это жалкое оправдание. На небе ни облачка. Я встаю и ставлю наши тарелки на поднос.