Могучая крепость (ЛП)

Голос барона затих на очень необычной ноте чего-то, что было почти — не совсем, но почти — похоже на смущение, и Мерлин улыбнулся без малейшего следа юмора.

— Вы имеете в виду, особенно после того, как главнокомандующий Армии вступил в сговор с Храмовыми Лоялистами, чтобы убить — или, как минимум, похитить — Шарлиен?

— Ну, вообще-то, да, — признался Зелёная Долина. Он слегка покачал головой. — На самом деле трудно винить их за то, что они беспокоятся об этом. На их месте я бы, конечно, опасался, что у Короны возникнут серьёзные сомнения в базовой надёжности Армии. Особенно учитывая, насколько популярен был Халбрукская Лощина… среди простых солдат, а не только среди офицерского корпуса. Он тот, кто построил всю эту Армию, Мерлин. Он сформировал её, он командовал ей в большинстве важнейших сражений и вёл её солдат к победе в каждой кампании. Как они могли не беспокоиться о том, почувствует ли Корона, что она не может позволить себе доверять их лояльности после чего-то подобного? Если уж на то пошло, многие из них почувствовали себя пристыженными его действиями. Они не сделали ничего плохого, но он был их командиром, и, по крайней мере, некоторые из них чувствуют, что его измена запятнала и их.

— Я точно знаю, что вы имеете в виду, — рассудительно сказал Мерлин.

«И правда в том», — сказал он себе про себя, — «что, по крайней мере, некоторые армейские офицеры испытывают те же сомнения, что и Халбрукская Лощина. Как, например, благородный граф Свейл».

Барка Раскейл, граф Свейл, был молод, ему было всего тридцать семь сэйфхолдийских лет от роду. Он также был очень высок для жителя Сэйфхолда, не дотягивая примерно дюйм до роста Мерлина, и невероятно красив с его светлыми волосами, тёмными глазами и загорелой кожей. В те времена, когда Мерлин Атравес была Нимуэ Албан, она определённо присмотрелась бы к Свейлу повнимательнее.

Но в дополнение к своей приятной внешности и благородному происхождению, Свейл был бескомпромиссным Храмовым Лоялистом. Он скрывал это лучше, чем многие из его товарищей, включая Халбрукскую Лощину, но Мерлин не сомневался в его фундаментальных убеждениях. Пока что он не знал, кому принадлежала конечная преданность Свейла. Не приведёт ли его отвращение к «вероотступничеству» и «ереси» Церкви Черис — и, вполне возможно, к позорной смерти командующего армией, которым он глубоко восхищался и уважал, — к собственной измене? Или давняя преданность его и его семьи Дому Тейт — необычная, на самом деле, среди высшей чизхольмской знати — и его клятва офицера Королевской Армии будут твёрдо противостоять этим силам?

Мерлин опасался, что может угадать, в какую сторону в конце концов прыгнет Свейл. Но он ещё не прыгнул, и ни Кайлеб, ни Шарлиен не имели привычки наказывать людей за то, что они могли бы сделать.

Что вполне устраивало Мерлина Атравеса, если уж на то пошло.

«Я слежу за всеми, кто, как мы знаем, разделял хотя бы некоторые сомнения Халбрукской Лощины», — напомнил он себе. — «И, если Кайлеб и Шарлиен не собираются никого бить молотком до тех пор, пока кто-нибудь не решит подражать Халбрукской Лощине, они так же не будут колебаться, если когда-нибудь придёт время обрушить этот молоток. Я знаю, они надеются, что им не придётся этого делать, но они сделают это, если придётся. И, по крайней мере, похоже, что те, кто склоняется на сторону Храмовых Лоялистов, определённо в меньшинстве… на данный момент».

— А герцог Восточной Доли? — спросил он вслух. — Что вы думаете о том, что он чувствует насчёт всего этого, милорд?

— Вы просите меня прокомментировать моего командира, сейджин Мерлин, — сказал Зелёная Долина с внезапной — и непривычной — суровостью, и нахмурился. — Я понимаю, почему вы обеспокоены, но, честно говоря, я не думаю, что мне действительно уместно судить о верности Его Светлости Короне.

Мерлин позволил одной из своих бровей изогнуться в лёгком удивлении. Он начал было отвечать, но остановился.

«На самом деле», — подумал он, — «жёсткость Зелёной Долины… как раз и была суждением о лояльности Восточной Доли. Тем более, что это явно не было вызвано каким-либо нежеланием рисковать, вступая в конфликт с могущественным дворянином в чрезвычайно маловероятном случае, если слово о какой-либо критике с его стороны когда-либо дойдёт до Восточной Доли».

«Это не что иное, как показатель того, насколько сильно, как он обнаружил, он уважает Восточную Долю», — сказал сам себе Мерлин. — «Если бы у него были какие-либо сомнения в лояльности Восточной Доли, он бы так же и не уважал его, каким бы гибким герцог ни был в профессиональном смысле. Так что тот факт, что он не хочет отвечать — это ответ».

— Я понимаю, милорд, — сказал он вслух, несколько более формально, чем это стало нормой для его бесед с Зелёной Долиной. Барон мгновение смотрел на него, затем, почти незаметно, кивнул, и его хмурый взгляд исчез.

— Так что, в целом, вы удовлетворены? — продолжил Мерлин более нормальным тоном, и Зелёная Долина снова кивнул, более твёрдо.