Могущество

Возможно, эти простые слова должны стать для меня сокрушительным откровением, возможно, я должен почувствовать какое-то глубокое волнение от того, что мне, наконец-то, дали ответ, который так долго искал.

Но я ничего не чувствую.

Я просто принимаю слова Лока, потому что они — истина.

Хелион вздрагивает во тьме. — Я с радостью передам его в твои владения, владыка подземного мира. В обмен я хочу каплю твоей крови.

— Ты абсолютно уверен, что это то, чего ты хочешь, смертный? — Голос моего отца полностью лишен эмоций. Я вообще не могу его понять, но кто может понять бога?

— Да. Я буду твоим вечным слугой на земле. Я создам учеников по своему образу и подобию. Ты будешь иметь беспрекословную, безраздельную преданность Достопочтенных.

Концентрируюсь на своих пальцах. Я могу сжать кулаки. Я снова чувствую свои ладони. Они настоящие, а не эфемерные.

Я могу закрутить нити времени вокруг своих холодных черных пальцев.

Как давно я не мог делать ничего подобного.

— Ты кое-что забыл, смертный. Я торгуюсь только тогда, когда мне это выгодно.

Рядом со мной Хелион напрягся. — Ты заключил сделку с Тамаку, тем, кто стал Андоку. Ты даровал ему бессмертие. Почему сейчас все изменилось?

Бог смерти молчит. По моему телу пробегает холодок. Бог смотрит на меня в темноте, изучая.

Голос Хелиона приобретает отчаяние. — Исцели меня, Лок. Я сделаю все, что ты попросишь. Все, что угодно.

— Недуг на твоем лице — это проклятие, которое было даровано иным. Не мне его снимать.

Достопочтенный издает тихий рык разочарования. Его клинок опускается к моей груди, вдавливаясь в кожу над сердцем. Он режет меня, но кровь не течет. — Твое время за завесой коротко. Твоя власть здесь ограничена. Пройдет солнцестояние, и твое присутствие здесь померкнет. Твой сын у меня, и он не может умереть в этом мире. Я могу держать его здесь очень долго, заперев под горой, подвергая пыткам и страданиям. Если ты откажешь мне в исцелении, я заставлю твоего ребенка испытать самую страшную боль, какую только можно себе представить.

— Ты угрожаешь мне посредством моего сына, смертный?

— Дай мне то, что я прошу.

На мгновение воцаряется тишина, глубокая, непроницаемая и совершенная, пронизанная холодной угрозой.

Я черпаю в ней утешение.

И вдруг темный бог смеется, и стены и потолок содрогаются. Холодная призрачная рука проходит по моему лицу, нежно лаская мои черты.

— Остановись, — шепчет он, и внезапно ужасная агония, опустошающая мое тело с тех пор, как Вайлорен поцарапала меня…

Она исчезает.

Оставляя мне ощущение совершенного холода.

Поднимаю взгляд вверх, в темноту.

Медленно, практически незаметно поначалу, темнота начинает исчезать, уступая место холодному серому свету.

Я вижу лица Достопочтенных, смотрящих на меня сверху вниз. Я вижу Хелиона Рела, его черты искажены яростью и отчаянием, костяшки пальцев напряжены вокруг кинжала, который он держит прижатым к моей груди.

Я вижу Джера, его суровое выражение лица омрачено каплей страха.

Вижу молодых учеников, которые не так хорошо умеют скрывать свой страх. Они смотрят на меня так, словно я — сама смерть, пришедшая их забрать.

Никто из них не издает ни звука, потому что не может. Они все застыли, как статуи.

Не шевелятся.

Совсем.

А. Теперь я понимаю. Бог, покинувший свои владения и вышедший в мир смертных, остановил время.

Не просто замедлил, а остановил его.

Полностью.

— Так я могу разглядеть тебя, как следует, — говорит он мягко, почти нежно. — Я ждал этого момента, дитя мое. Наконец-то, ты готов.

Я смотрю вверх.

У меня перехватывает дыхание.

Перед моим взором предстает лицо, до жути похожее на мое. У нас одинаковое строение костей, такой же длинный, прямой нос. Та же линия челюсти.

Тот же оттенок.

Но его глаза — радужка, склера и все остальное — гладкие, идеально черные. Вокруг его лица развеваются нити обсидиановых волос, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что это вовсе не волосы, а клубы тьмы.

Его одежда такая же: вихри и завитки непроницаемой тьмы, одновременно твердой и эфемерной, поднимающейся в воздух, как дым.

Он не имеет возраста, древний, но совершенно не тронутый временем.

— Ты мой отец, — тихо говорю я, полностью застыв перед лицом смерти.

В моей груди формируется сложный узел эмоций. Это и благоговение, и печаль, и облегчение.

И гнев.

Я не совсем уверен в своих чувствах.

Единственное, чего не чувствую, — это удивления.

В глубине души я всегда знал. Может быть, поэтому не отчаялся, когда меня схватили и отрубили руки.

— Да, Каймениэль. Я — твой отец, а Лиалли — твоя мать. Ты наш желанный сын.

Теперь мой гнев немного выплескивается наружу. — Почему ты так долго скрывал это от меня?

— Долго? Это лишь капля в океане времени, сын. Мне нужно было быть уверенным.

— В чем?

— Ты даже не представляешь, насколько ты силен, дитя. Столько силы… в руках того, чье сердце и разум не до конца развиты… — Темный бог покачал головой, в его глазах отразилась великая печаль. — Я бы не сделал подобного с этим миром снова. Даже я не настолько жесток.

Снова?

— Но каждый раз, когда встречал тебя в своих снах, ты пытался ввести меня в искушение.