Могусюмка и Гурьяныч

— Приезжаю я в деревню Кизильскую. Там у них драка произошла на прошлой неделе. Из-за пустяков дело дошло до поножовщины... Приехал и сразу же требую представить мне виновника и пострадавших. Понимаешь, требую. А ваш башкирский старшина, братец мой, такая бестия, ухмыляется. Я, Султан Мухамедьяныч, человек горячий, неуважения не переношу, не могу терпеть усмешек, непочитания чина... Я ему по морде... «Что ж это, — думаю, — за безобразие? Это ж не крепостное право!» Ну, нагнал на него страха. Опять требую... Бабай, видимо, образумился и объясняет, что, дескать, спор прекращен, так как пострадавший помер с голоду, а виновник опух по той же причине. Черт знает, что там делается в деревне. Голод, скота нет, жрать нечего, народ мрет. Экое безобразие!.. Пошел я к виновнику сам. Изба у него плетеная, как вигвам у индейца, ребятишки есть просят, хватают меня за мундир, за штаны... А сам хозяин еле жив и распух, раздуло ему брюхо, как турецкий барабан. Так допроса и не сняли... Коего черта с него возьмешь? Вот, братец, какая оказия! А все твоя вина.

— Помилуйте, почтеннейший, в чем же моя вина? Ведь вы же сами, Иван Иваныч, говорите, что башкиры лодыри, чем же я провинился?

— Султан Мухамедьяныч, я человек свой, ты передо мной дурачком не прикидывайся. Я тебя насквозь вижу. И не угощай меня больше. Сегодня пить не хочу. Ты тут по округе всех сородичей как липку ободрал.

Вошел урядник.

— Ну-ка, Тимофеич, дербалызни. — Исправник налил ему стакан водки.

Урядник разгладил усы, перекрестил рот, крякнул, вытянул губы дудочкой и, захватив двумя пальцами стаканчик, мигом осушил его до дна.

— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие...

— Иван Иваныч, где позволите стелить вам на ночь?

— На свежем воздухе, братец! Знаешь, предпочитаю сеновал или там что-нибудь в этом роде... Люблю запах сена, природу и все такое, так что ты мне, пожалуйста, прикажи стелить на свежем воздухе, а то я этих ваших изб не переношу.

Хозяин вышел распорядиться о ночлеге для Ивана Иваныча. Сходил в старую избу, поднял двух старух — служанок первой жены. Гюльнара сказала, что и где надо взять, чтобы устроить гостей. Служанки отправились на сеновал стелить постели.

Прогуливаясь по двору, Темирбулатов время от времени заглядывал в окно. Там при свете свечей исправник и Тимофеич сидели за столом и разговаривали.

Вернулся Афзал с Гулякбаем и Гильманом — родичами бая. Султан провел их на задний двор. Все четверо долго совещались, потом Гулякбай и Гильман вошли в избу, а Афзал отправился за ворота.

Султан залез на сеновал, посмотрел, как застланы постели. Ему хотелось угодить Иван Иванычу, и он велел одной из старух пойти к молодой жене Зейнап, попросить у нее одно из шелковых одеял.

Старуха вернулась сердитая и без одеяла. Султан понял, что молодая жена недовольна. Он уж не впервой замечал, что между его женами нет мира и что две старшие жены не любят свою молодую соперницу. Видно, Зейнап решила, что Султан послал за одеялом по совету старшей жены, и поэтому прогнала старуху.

— Ладно, ступай спать, — сказал ей бай.

Султан зашел к Зейнап, сказал ей несколько ласковых слов, погладил по голове.

Через некоторое время он возвратился на свою половину. Тимофеич допил водку и закусывал топленым маслом. Исправник писал, сидя за столом. Темирбулатов и Тимофеич отнесли его вещи на сеновал, а потом проводили туда исправника. Они помогли забраться наверх Иван Иванычу. Урядник стянул с него сапоги и сам устроился рядом.

Убедившись, что гости улеглись, Темирбулатов посадил Гильмана во дворе на всякий случай, чтобы знать, если они станут подглядывать. Гулякбай сел за перегородку рядом с той комнатой, где предстояло беседовать с Рахимом. Султан задернул вход туда занавесью. Афзал сидел на крыльце, поджидая гостя.

Глава 24

ИВАН ИВАНЫЧ

В полночь приехал Рахим. С ним прискакал Сахей-джигит со шрамом на щеке. Коней работники Султана быстро увели на задний двор.

После приветствий и поклонов Султан предложил гостю подушку.

— Садись.

— Рахмат!

Рахим разулся и в одних чулках присел на ковер.

Начали с незначащих разговоров.

— Издалека ли ехал?

— На Соленом Лосином логу посланного обратно дожидался. Ночь-то темная, в степи плохо дорогу знаю.

— Кумыс пей! — Темирбулатов зачерпнул половником в бочонке, налил чашечку, подал гостю. — У меня ночуют приезжие, русские... Исправник и с ним урядник. Мои знакомые.

Он держался запросто и сказал это как бы между прочим. Рахим удивленно посмотрел на хозяина и еще больше выкатил свои огромные глаза. В них явно выразилась тревога.

— Крепкий кумыс? — спросил его хозяин с чуть заметной насмешкой.

Рахим несколько растерялся, не зная, что ответить. Оба немного помолчали, приглядываясь друг к другу.

— Я ждал тебя с нетерпением и все время помнил о нашем общем святом деле, — сказал Султан. Он спросил про Могусюмку.

— А русские, которые у тебя ночуют, по-нашему понимают? — осведомился Рахим, поглядывая по сторонам и протягивая шею к занавеске, как бы желая заглянуть за нее.

— Да, один понимает, — безразлично ответил Султан.