Могусюмка и Гурьяныч

Споров с нукатовскими башкирами из-за земли ни когда не было, в десятинах ни та, ни другая сторона своих владений не знала, леса у всех было вдоволь, и никто не заботился устраивать межи.

Темирбулатов славился среди башкир не только как богатый землевладелец; это он на свои деньги построил юнусовскую мечеть и школу, в которой учили молитвам, счету и арабскому письму.

Султан Мухамедьяныч оказывал помощь нуждавшимся. В год, когда от наста на раннем снегу погибло много скота у юнусовской бедноты, которая облепила своими жалкими избенками все косогоры вокруг богатых домов, он перегнал из лесу часть своих стад и роздал голодающим. После в течение нескольких лет отдавали они долг приплодом, шкурами, пушниной и деньгами.

…Однажды этим летом юнусовцы увидели на своей улице вереницу экипажей.

По лужам и ухабам к дому Темирбулатова подкатила лакированная коляска с откинутым кожаным верхом, запряженная парой вороных. За коляской следовала тройка киргизских лошадей, везших старомодную карету, уже потускневшую и загрязненную, но не потерявшую еще добротного вида. Следом тарахтела простая бричка.

Из коляски слезли двое приезжих. Один — высокий, плотный человек, с пышными усами на чисто выбритом розоватом лице, в серой шляпе, в дорожном пальто и сапогах. Крупный, но тонкий нос с легкой горбинкой и сильная нижняя челюсть придавали ему вид человека властного и решительного. Спутник его, невзрачный сутулый чиновник лет сорока, одетый в сюртук с форменными пуговицами и выцветший картуз, видимо, изрядно подвыпил, о чем свидетельствовали его соловые глаза и красный нос.

Из кареты появился полный здоровяк в белом расстегнутом кителе и синих панталонах, заправленных в сапоги. Он был без шляпы. Небольшая лысина блестела в его пышной каштановой шевелюре. Белым батистовым платком он вытирал потное, закрасневшее лицо. За ним появился толстый низкорослый татарин в цветной тюбетейке, в пестрых сапогах и в черном, застегнутом наглухо сюртуке.

Из тарантаса же вывалился пьяный, взлохмаченный мужчина средних лет, с огненно-рыжей бородой, в мундире исправника. Урядник, приехавший также в тарантасе, помог ему подняться, и все прибывшие направились к дому Темирбулатова.

Рослый здоровяк первый забрался на крыльцо, распахнул двери и повел остальных через сени в избу.

Чернобородый хозяин в кафтане, расшитом полумесяцами, встретил гостей на пороге. Он низко поклонился и сказал по-русски без акцента:

— Милости прошу, господа, милости прошу, дорогие!

Приехавшие вошли в просторную комнату, устланную коврами. Стол, скамья и несколько стульев — этим ограничивалась меблировка жилища. На нарах до самого потолка груда подушек в ярких цветных наволочках. У громадного сыуалэ, смахивающего на русскую печь, блестит начищенный медью кумган и широкий таз. В углу перекинут через перекладину затканный серебром намазлык Султана.

— Здравствуй, хозяин, здравствуй, — бубнил высокий в кителе. — Вот я тебе приятелей привез… Лесли Хэнтер опять у нас, — кивнул он на приезжего в сером пальто.

Англичанин снял шляпу, чуть наклонил голову и крепко пожал руку купца.

— Селям алейкум, — сказал он любезно и слегка кланяясь.

— Вагалейкум ассалям, Лесли Эдуардович, — ответил хозяин и пригласил садиться, кидая гостям подушки на край нар.

Хэнтер и Владимир Николаевич Зверев, так звали великана в белом кителе, предпочли простые табуреты. На урындык забрались приземистый татарин Ахмет Гареич и сутулый чиновник.

— Здорово, здорово, чертова перечница, — хлопнул Темирбулатова по плечу исправник. — Все богатеешь, башкир к рукам прибираешь… — Он сделал серьезное лицо и, заплетаясь языком, строго выговорил: — А мне, брат, жаловались на тебя, жаловались… Твои же башкиры… А? Каково?..

Султан с достоинством слушал его, поглаживая бороду.

— Ты что ж это, брат, ведь я тебе внушение делаю, а ты ноль внимания, фунт презрения. Нехорошо, братец… Не уважаешь начальства.

— Садись, Иван Иваныч, гостем будешь, — усадил исправника на лавку Султан и сам устроился подле.

— Ну, Мухамедьяныч, как дела? С башкир ясак собираешь? — спросил Зверев.

— Живем очень скромно… — Султан поднялся, открыл дверь и крикнул, чтобы готовили угощение.

На женской половине дома засуетились.

В комнату, где сидели гости, вошла стройная башкирка в голубом суконном еляне — молодая жена Темирбулатова. Она оглядела приезжих быстрым, любопытным взглядом больших черных глаз и стала накрывать на стол.

— Красивая жена-то у тебя… — сказал Владимир Николаевич. — Хочь в Петербург такую! А? Какова?

— Это третья жена, молодая, недавно брал…

— Как зовут, красавица? — обратился к ней Зверев.

Женщина смутилась, закрыла лицо платком и убежала во двор.

— Где ты ее раздобыл, Султан Мухамедьяныч?

— В дальней деревне брал… Она сиротой осталась, я ее бедной взял, пришлось наряды заводить, серебро…

Султан гордился тем, что жены его открыто выходят к русским гостям, что все видят красоту их и прелесть.

— Как зовут-то ее?

— Мою жену зовут Зейнап, простое имя, уважаемый! — ответил Султан.