Мои

За чтение этого письма Белинского Достоевского приговорили к смертной казни. 22 декабря 1849 года после символического расстрела начался его путь в Сибирь и дальше к романам, сделавшим мировую литературу.

Завоевание западного читателя текстами Достоевского было стремительным. Успех был оглушительным. По степени известности «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» и сейчас не имеют себе равных. Что так захватывало в тысячестраничных кирпичах? Напряжение детективной драмы? Безусловно. Достоевский мастер вскипятить нервы, срастить воедино читателя и убийцу. На взятие штурмом читательского внимания бросается все возможное и невозможное: бесчисленные скандалы, бесконечные каскады злословия, клеветы, злобных разоблачений, роковые женщины с истерическими припадками, сжигание денег, отцеубийства, кровавые заговоры, насилие над детьми. Средняя температура персонажей зашкаливает, каждый оскорблен и унижен, все ходят с воспаленными глазами, мечутся между взрывами гнева и тошнотворным самоуничижением. В этих романах от разлагающихся святых идет вонь, неплохие по сути своей люди крошат топорами черепа старух, грешники пускаются в самобичевание, и мужчина в конце концов целует не женщину, а землю. Читателя окунают в пафос, полощут в смеси ангельской возвышенности и сатанинской подлости, промывают психологической изощренностью зла.

Литературоведы добавили бы к разгадке огромной силы воздействия этой прозы термин «полифония», введенный Михаилом Бахтиным. В романах Достоевского нет всевидящего и всезнающего авторского ока, здесь все неясно, скомкано, ложно и подозрительно. Нет достоверных источников, каждый говорит свою правду или ложь, и читателю приходится самому распутывать хаос всех домыслов, слухов, предположений, догадок.

Но и всего этого все равно будет недостаточно, чтобы понять то колоссальное впечатление, которое произвел Достоевский на западных читателей. Есть кое-что еще. Самое важное. На каждой странице дышит между строк невидимый, но чрезвычайно тактильный персонаж, который не предстает столь живым и осязаемым ни в одном западном романе XIX века. Бог.

С романами Толстого и Достоевского началось вторжение нерационального в западный научный век пара и электричества. Русские слоны полезли в европейскую посудную лавку.

Со времен Просвещения «читающий тростник» сделался безбожником. «Бог умер», знаменитая цитата из книги «Веселая наука» — не заклинание и не крик отчаяния, а лишь сухой анализ культуры XIX века. Молодой Гегель уже выдал одно из многочисленных свидетельств о смерти, когда написал, что религия нового времени основана на этом чувстве: «Сам Бог мертв». Вот в чем заключается поистине шокирующее воздействие Достоевского на просвещенных западных читателей: в своих романах он забирает их с собой на отчаянный, страстный поиск живой веры. Все романы Достоевского имеют только одну тему: писатель ищет Бога в себе и показывает людей, идущих к вере во Христа. Для него это единственное, что имеет значение.

***

Белинский — Гоголю: «Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною…»

Этим ощущением стояния над бездной пропитана вся русская мысль XIX века.

Достоевский и его аватары в романах живут в предчувствии катастрофы. Гражданская война в России началась не с большевистской революции 1917 года, а поколениями раньше.

Гоголь спрашивал страну в своей поэме: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ».

И он уже подозревал, что «Русь-тройка» летит не к счастливому будущему, а в пропасть. Гоголь возражал Белинскому, что изменить земную жизнь можно лишь помня о своем "небесном гражданстве". Единственное спасение он видел в вере. Русский человек, даже такой мерзавец и прохиндей, как Чичиков, может найти в себе Христа и родиться к новой жизни через смирение и страдание. И это единственный путь к преображению России. В этом Гоголь видел свое небесное призвание и земную задачу — показать в «Мертвых душах» христианское возрождение человека. В третьем, ненаписанном томе «Мертвых душ» Чичиков должен был возродиться во Христе через страдания на сибирской каторге.

Достоевский следует за Гоголем: спасти Россию может только христианское возрождение каждого — ни конституция, ни демократическое переустройство, ни революция.

Гоголь не предавался фантазиям о человеческой сущности, поэтому он не верил ни в образование, ни в технические, ни в социальные новшества, а только в действие благодати веры. Общественное зло можно победить только в христианском смирении. Сначала найти Христа в своей собственной душе, только тогда можно улучшить общество. Без внутреннего преображения не будет и социального преобразования.

«Вы хотите написать вторую библию» — говорили Гоголю. Он потерпел неудачу. Достоевский решился на новую грандиозную попытку. Его романы — это попытка написать третий том «Мертвых душ», довершить начатое Гоголем, спасти страну от шага в бездну, показать путь к Христу, к истинной вере, вдохнуть новую жизнь в мертвые души.

***