Мои 365 любовников

Один клиент вернулся с рысистых бегов, где выиграл изрядную сумму денег, его портмоне чуть ли не лопалось от банкнот, и, находясь в превосходном расположении духа, он пригласил нас, всех четверых девчонок, выпить шампанского! Мы тоже были немало окрылены успехом, дурачились, шутили, смеялись и пели в салоне. И тут он сказал, что хотел бы сыграть с нами в увлекательную игру под названием «Угадай-ка». Суть ее заключалась в следующем: он будет сношать всех нас по очереди, нанося каждой только по одному удару, чтобы потом переходить к следующей. Нам же предстояло заранее отгадать, на ком из нас он кончит. Затем он пригласил нас выстроиться в ряд лицом к софе и, наклонившись, опереться на её край. Он поднял нам всем подолы лёгких платьев, образовав перед собою красивую шеренгу из четырёх смуглых и белых попочек. Его молодой, смуглый и могучий гренадёр уже, точно на параде, стоял по стойке смирно. Перед началом нам предстояло сделать ставку на одну из нас. Мы, не сговариваясь, сразу отдали предпочтение Кармен, которая в этой веренице стояла первой. Тогда он двинулся от одной девушки к другой, бережно вводя свою пику, и мы слышали, как постанывала каждая, когда его мощный гарпун входил в неё. Шевелить попой или вести контригру было строго запрещено. Затем следовала команда: «На старт! Внимание! Марш!» Соревнование началось: туда, сюда, обратно. Мы все оглядывались через плечо и старательно прогибали зады навстречу кавалеру. Каждая получала от него один единственный, короткий, крепкий и проникающий глубоко внутрь удар, и он оказался в состоянии трижды побывать в каждой, пока, на тринадцатый раз, на него не накатило, и он не брызнул, его горячий фонтан достался именно мне, а не Кармен. Таким образом, мы все проиграли. Однако, в качестве компенсации, он выдал всё-таки каждой по пять гульденов. Потом он предложил нам отыграться. Он поставит всем четверым по «клистиру», и тогда каждая из нас получит приз, изначально предназначавшийся лишь одной. И хотя в ходе неоднократных «отыгрываний» и регулярной раздачи нам всем по «Пятигульденовому призу» молодой повеса истратил добрую сотню гульденов, но сама ебля обошлась ему как бы даром, поскольку хозяйке он за игру ничего платить был не должен. К сожалению, этот молодой повеса появился у нас только один раз за все месяцы, – вероятно, это выходило ему слишком накладно. В общем, и целом, дела у меня с тех пор, как «моего» Франца упрятали за решётку, пошли блестящим образом. Однако незадолго до того, как я познакомилась со своим венгерским лейтенантом, мне довелось пережить ещё одно событие, которое потрясло меня до глубины души!

Возвращаясь однажды около часа ночи от мадам к себе на квартиру, я в небольшой улочке Внутреннего города наткнулась в темноте на старого нищего, который сидел на ступеньках у подъезда какого-то дома. Он кувырком скатился на мостовую, остался лежать на спине и неразборчиво бормотал что-то. Я испугалась и при неверном свете луны вгляделась в его бедное, испитое, совершенно опустошённое и заросшее щетиной лицо, и тогда – такое со мной случалось только два или три раза в жизни – у меня почернело перед глазами! Старый бродяга оказался моим отцом… В таверне я велела подать ему перво-наперво побольше чёрного кофе, который и сама пила через силу от внезапно взбудораженных чувств. Однако и от кофе он не до конца протрезвел, лишь приоткрывал свои воспалённые, совершенно безумные глаза и непонимающе-пустым взглядом пялился вокруг. Я трясла его за руку и задавала вопросы, при этом по щекам у меня непрерывным потоком струились слёзы! Наконец он мало-помалу пришёл в себя:

– Фрейлейн… ах, ты, видать, такая… Красивенькая… Денег у меня шаром покати… я старый забулдыга… Жалко, что кофе попил… я был в таком замечательном опьянении… м-да… Не могли бы вы оставить меня в покое… в моём покое… я хочу своего покоя… да…

– Отец! Господин отец! Разве вы совершенно не узнаёте меня? Да это же я, Пепи!

Я заливалась горючими слезами! Он неуверенно провёл своей дрожащей, грязной, старческой рукой по моему лицу и проклокотал:

– А, теперь вижу… ты Пепи… такая нарядная… Пепи пойдёт обратно к отцу… дела у тебя, должно быть, идут нехудо… не так как было… в шелках нынче вся… Пепи… единственная, ты ещё позаботишься об отце… я скоро, видно, подохну…

Тогда я обхватила его за талию и повела к себе наверх. Он ступал очень нетвёрдо, шатался из стороны в сторону, и его тошнило. Дома я постелила ему на софе. Он икал и громко отрыгивал, опять глубоко погрузился в свои пьяные грёзы и позволял делать с собой всё, только время от времени повторяя как заведённый:

– Да, Пепи… шикарная проститутка Пепи теперь, Пепи…

И всю ночь напролёт я пролежала без сна, слушая его храп, и горько плакала. Если он скатился на дно и сегодня превратился в старого пьяницу, если он принудил меня к сожительству, когда я была еще ребенком – он, тем не менее, оставался моим отцом! Последний, кто у меня ещё был на белом свете.