Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая

— Не надо, — громко возразил я, глядя на притихших оппонентов. — Без милиции разберёмся.

Блондин держался за горящую огнём щёку и хлопал глазами. Я навис над ним, и он испуганно отпрянул, насколько позволяла спинка стула.

— А теперь давай проси прощения у моей жены, если не хочешь получить для симметрии по второй щеке. Ну! — прикрикнул я и сделал вид, что замахиваюсь уже слева.

— Не надо!

Парень снова испуганно отшатнулся, съёживаясь и закрываясь руками. Страшно? Правильно, а чем ты думал, когда мою жену тёлочкой называл? Вот теперь испытай миг унижения.

— Долго ждать? — нахмурился я.

— Сейчас, — судорожно сглотнул тот. — Я…

— Чего мычишь?

— Я прошу прощения! — выпалил тот. — Я больше так не буду! Честное слово!

Я посмотрел на Полину, та махнула рукой, мол, извинения принимаются, после чего я отпустил воротник куртки блондина, вытащил из стаканчика салфетку и брезгливо вытер пальцы.

— И не надо лапать официанток за задницу, — бросил я на прощание.

Когда кафе скрылось за поворотом, Полина выдохнула:

— Фу-у-ух, я думала, ты убьёшь его.

— Да ладно, что ж я, под статью захотел загреметь? — улыбнулся я и на ходу приобнял жену за плечи.

А пару часов спустя история получила неожиданное продолжение в виде стука в дверь. Мы с Полиной как раз приступали, так сказать, к предварительным ласкам, и стук показался весьма несвоевременным. Ругнувшись про себя, я натянул трико и прошёл к двери, открыв которую, увидел двух людей в милицейской форме — старшего лейтенанта и сержанта. Оба при табельном оружии. Внутри меня шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Старший лейтенант Гусак, — представился старлей и спросил. — Гражданин Покровский Евгений Платонович?

— Я, а что случилось?

— Документики ваши можно?

— А ваши?

Старлей с неохотой показал удостоверение, после чего я вернулся в комнату, открыл дипломат и достал паспорт.

— Женя, а что им надо? — тихо спросила меня Полина, с настороженностью наблюдая за моими манипуляциями.

— Это, наверное, из-за того урода в кафе, — негромко сказал я.

Старший лейтенант пролистал мой паспорт, и сунул его в свой планшет.

— Одевайтесь, гражданин Покровский, поедете с нами.

— А ордер у вас имеется?

— Это не арест пока, а задержание.

— Куда вы его? — послышался сзади голос Полины.

— Недалеко, в отделение.

— За что⁈

— Гражданочка, там ему всё объяснят. Покровский, давайте быстрее.

И он многозначительно положил ладонь на кобуру табельного пистолета. Ух какой грозный! Я же повернулся к Полине и успокаивающе улыбнулся:

— Не переживай, разберутся и отпустят.

После чего чмокнул её в щёку и двинулся на выход.

Сразу за дверью на меня нацепили «браслеты», и это мне показалось не очень хорошим знаком. И так вот, в наручниках, провели почти через всю территорию санатория, на глазах у изумлённых отдыхающих, отчего я чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Теперь у всего санатория будет тема для пересудов. За воротами нас дожидался милицейский «уазик» с ещё одним сержантом за рулём. Меня затолкнули в задний, зарешечённый отсек, захлопнулась дверь, заурчал двигатель, тронулись.

Дорога заняла минут пятнадцать, не такой уж и большой город Пятигорск, порядка ста тысяч жителей. Думаю, тут и отделений милиции всего одно, максимум два. То, куда мы приехали, представляло собой старое двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой.

Мы вошли через парадный вход, оказавшись возле окошка дежурного.

— Оформляй, — кивнул старлей обладателю таких же погон по ту сторону оргстекла. — Нанесение тяжких телесных.

— Угу, — пробурчал тот, принимая паспорт и переписывая из него данные.

— Какие тяжкие телесные⁈ — возмутился было я, но меня несильно, однако чувствительно ткнули в бок кулаком.

— Молчать!

— Вещи выкладывайте, оприходуем по списку, — равнодушно бросил мне дежурный.

Ещё минуту спустя за мной захлопнулась дверь «клоповника», куда мою персону отконвоировал невысокий, но плечистый и очень серьёзный старшина. Я потёр запястья — всё-таки наручники оказались туговаты. С порога в нос ударил запах немытого тела, хотя тут, кроме меня, никого не было. Даже параша, коей служило обычное ведро в углу, была пуста. Окошка тоже не было, тусклый свет давала забранная в «намордник» лампочка, да ещё и утопленная в потолке, чтобы, видимо, не разбили. Стены были испещрены надписями, зачастую нецензурного содержания, которые хоть и пытались закрасить, но не очень успешно, так как некоторые были выцарапаны довольно глубоко. Интересно, чем, если все личные вещи конфискуют, не говоря уже о ножах и прочих гвоздях… Недаром говорится, что голь на выдумки хитра.

Я присел на широкую деревянную скамью, подумав, сколько же задниц отполировали её поверхность. И понятно, эти задницы принадлежали не самым лучшим членам общества. Вряд ли лавка тут с тех времён, когда в застенки бросали попавших под каток репрессий. Невиновных, как и я, но оказавшихся за решёткой по чьему-то навету.