Читаем Мои алмазные радости и тревоги полностью

Редко доводилось проехать по этой дороге, не увидев три-четыре машины на обочинах, в придорожном лесу или в болоте. Это недавно сошедшие с полотна дороги и сравнительно легко повреждённые машины. А иногда увидишь и разбитый тяжелогруз на боку или вверх колесами. Это значит произошла серьёзная авария, возможно, с летальным исходом для водителя. Но такие машины очень быстро убирает дорожная спасательная служба, чтобы они не портили придорожный пейзаж. Весной местами отсыпка дороги уходит целиком в болото и тяжеловесные бензовозы вязнут колесами прямо посреди полотна. Вечная мерзлота играет с дорогой в свою игру, не всегда понятную даже учёным-мерзлотникам.

Более тридцати лет я ездил по этой дороге, начиная ещё с того времени, когда она была наполовину зимником, позднее, когда участками она была только отсыпкой, и, наконец, когда она стала настоящей круглогодичной дорогой, хотя и далёкой от совершенства. И за это время дорога покушалась на нашу с сотоварищами жизнь несколько раз. Вспоминаются два наиболее тяжелых случая.

В полевую геофизическую лабораторию, расположенную на берегу Вилюя, как раз посредине пути между Чернышевском и Мирным, мне приходилось ездить постоянно в течение десяти лет. Более охотно, чем легковые машины, начальство экспедиции давало для нас пятитонный самосвал ЗИЛ-5. Машина быстроходная, очень легко набирающая скорость и удобная в том отношении, что в кабину помещаются, помимо водителя, два пассажира.

Но кабина ЗИЛа просторна, когда машина в нормальном положении на своих колесах. А когда она лежит вверх колесами, то в кабине вовсе не так удобно и не так просторно. Когда и дверца ее с правой стороны заклинена, то и совсем некомфортно. Это и пришлось нам испытать однажды, возвращаясь в Мирный из лаборатории. Водитель то ли вздремнул, то ли по какой другой причине, но машина сошла с дороги и неуправляемая пошла чесать лесом в сторону. Больших деревьев на пути, к нашему счастью, не встретилось, а маленькие она подминала под себя, и в конце проложенной ею просеки с поваленными деревьями перевернулась.

В кабине нас с водителем было трое. Правую дверцу заклинило и пришлось нам выбираться через дверцу водителя. Очень это было неудобно: мешал руль и сверху на нас давило сиденье со всеми водительскими причиндалами, кои хранятся под сиденьем. Минут пятнадцать понадобилось, чтобы всем троим выбраться наружу. И весьма неприятное ощущение, когда из топливного бака, который оказался наверху, льётся на головы бензин, в любой момент могущий вспыхнуть. А если это происходит, то из практики таких аварий известно, что в считанные секунды и водитель, и пассажиры превращаются в головешки.

Второй, почти аналогичный случай произошел с нами на трассе между Моркокой и Мархой. Полевой музейный отряд добирался на вахтовке «Урал» до поселка Айхал. Машина была арендована другим подразделением экспедиции, и сотрудники отряда ехали в будке пассажирами. В кабине с водителем расположился молодой геолог экспедиции, никогда не упускавший возможности выпить. Да и водитель был из той же братии, всегда готовый заложить за воротник. Короче, в кабине они поддали и, видимо, основательно.

Время было осеннее, шёл мелкий дождь, временами с мокрым снегом. Дорога была скользкой и, естественно, опасной для движения. Но водитель лихачил и постоянно шёл на скорости 60—70 километров. В одном месте его прижал к обочине встречный бензовоз (по его словам в объяснительной записке), и он зацепил правыми колёсами бровку. Пытаясь выскочить на твердое полотно, круто повернул руль, и машина потеряла управление. После нескольких зигзагов по дороге её бросило на крупноглыбовый курумник влево и в десятке метров от полотна дороги перевернуло. Мы в будке оказались под полевым барахлом, придавленные, помимо того, камнями.

Ответственный за маршрут геолог вёз в Айхал несколько керновых ящиков с образцами горных пород. Ящики были расставлены в проходе между сиденьями, и когда машина перевернулась, они свалились как раз на меня. Голова моя оказалась между «рогами»-ручками ящиков, и это несколько ослабило удар. Хотя частично содрало «скальп», разбило ухо и повредило щеку. Другие пассажиры тоже отделались синяками и царапинами. В айхальской больнице нас подлатали и отпустили. А спасло нас только то, что аккумулятор от сильного толчка сорвало с крепления и отбросило в сторону. Поэтому машина не загорелась. Иначе быть бы нам уже на том свете. А на обочине стоял бы еще один столбик-памятничек.

ПОДВОДНИК ХЛЕБУНОВ

Одни из самых непредсказуемых на полевой работе в тайге людей — бывшие подводники. Не то чтобы нерадивые, неумелые или недисциплинированные. Работают они хорошо, многое умеют, а дисциплина у них в крови. Шесть лет службы на подлодках любого лодыря и анархиста приучат к работе и порядку. Но иногда в тайге бывшие подводники могут крепко подвести своих товарищей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное