Мой ангел

Вначале всё говорилось о самом преступлении, где лежало тело, где находилась подсудимая, то есть я. Потом перешли к допросу свидетелей. В принципе их было не так уж и много. Главным была Эмма Сергеевна, ведь именно она тогда пустила меня к Аркадию Семёновичу. Прокурор начал расспрашивать её:

– Скажите, пожалуйста, у вас в организации принято заходить с бумагами к директору в кабинет лично, или они передаются через вас?

– Вообще-то передаются через меня, но в экстренным случаях, когда Аркадий Семёнович не занят, вернее был не занят, – она шмыгнула носом, – я разрешала пройти сотрудникам лично.

– В тот день был экстренный случай? – поинтересовался прокурор.

– Не знаю, – Эмма Сергеевна пожала плечами, – там по-моему были какие-то налоги, я в этом не разбираюсь.

– Хорошо, подсудимая намекала вам на то, что ей надо лично попасть к директору, или вы сами предложили ей зайти.

– Я не помню, но если бы было не срочно, вряд ли я сама предложила бы ей.

Вот так-так. Куда же подевалась феноменальная память нашей секретарши? Хотя она, наверное, пережила не меньший эмоциональный стресс, когда увидела тело своего обожаемого начальника лежащим на полу в луже крови. От такой картины у кого хочешь наступит амнезия.

Потом пошли допросы других сотрудников, находившихся в приёмной, когда туда зашла я, но и они мало что дали. Никто в точности не помнил содержания нашего диалога с секретаршей.

Спрашивали и меня о чём-то, но я не могла открыть рот, я буквально онемела, мне не верилось в реальность всего происходящего. Я на скамье подсудимых! Мне грозит двадцать лет! Это трудно было пережить. За меня на вопросы отвечал Лев Борисович, и надо сказать, очень грамотно отвечал. Спасибо ему большое за это.

Главной же уликой выступила та злополучная звукозапись. Именно она позволила обвинению настаивать на трактовке преступления не как превышении необходимой самообороны, а как об убийстве, совершённом группой лиц по предварительному сговору. Прокурор сначала вообще хотел возбудить дело по статье убийство по найму, но так как следствием не было доказано, что я получила какое-то материальное вознаграждение за своё преступление, пришлось довольствоваться убийством по сговору.

У меня хоть мысли и шатались в разброд в моей голове, но я всё равно чувствовала, что что-то здесь не то. Как-то всё слишком притянуто за уши. Но у Льва Борисовича не было вопросов, а сама я говорить не могла.

Судебное заседание быстро катилось к концу. Прокурор в своём заключительном слове попросил для меня двадцать лет лишения свободы – максимальный срок по этой статье, не считая пожизненного заключения. Лев Борисович в свою очередь попросил суд обратить внимание на молодость подсудимой, на то что она, то есть я, никогда раньше не привлекалась к уголовной ответственности. Он положил на стол перед судьёй кипу характеристик и отзывов обо мне из университета, школы, хорошо ещё, что из детского сада не принёс. Он долго расписывал, что я очень хороший человек и не заслуживаю такого страшного наказания. Однако, похоже, он сам в это не верил.

Суд удалился для вынесения решения, но никто в зале не расходился. Все ждали, и ждать пришлось не долго. Судья вернулся, все встали, он вынес решение. Принимая во внимание молодость подсудимой и то, что она в первый раз привлекается к уголовной ответственности, но учитывая тот факт, что подсудимая чистосердечно не раскаялась, и не помогла следствию, выдав своих сообщников, восемнадцать лет лишения свободы с отбыванием в колонии обычного режима.

В зале воцарилась тишина, но через секунду раздался грохот, это моя мама упала в обморок, папа бросился её поднимать, а все стоящие рядом с ними люди расступились, отошли от них. Теперь, видимо, моя семья будет чем-то вроде прокажённых в нашем городе. И всё из-за меня.

Всё остальное происходило точно в полусне. Два милиционера надели на меня наручники и повели к выходу. Но нас быстро догнала жена Поплавского. Она смерила меня негодующим взглядом, плюнула мне в лицо, у меня даже не было сил увернуться, и сказала:

– Чтоб ты там сдохла, маленькая сучка! Пусть твои родители узнают, что это значит, потерять любимого человека.

Милиция даже не попыталась помешать ей, но к разъярённой супруге мёртвого олигарха подошёл мэр, мягко взял её за локоток и нежно, как мне показалось, но настойчиво заставил отойти в сторону.

Так закончился суд, и начался новый этап в моей непутёвой жизни.

* * *

Колония находилась недалеко от нашего города, так что доставили меня туда быстро. Также быстро меня принял начальник колонии – подполковник внутренних войск Степан Иванович Харлампиев.

– Ну что Добролюбова, с прибытием тебя! – поприветствовал он меня, когда я в сопровождении двух охранниц зашла к нему в кабинет, – я тут как раз твоё личное дело читаю, – он кивнул на бумаги, лежащие перед ним, и движением головы отпустил охранниц, – занятная надо сказать вещица! Ты мне-то скажи, тебе много денег заплатили?

Я промолчала.