Мой ангел-хранитель (СИ)

— Кира очень сообразительный и понимающий ребенок! — возмутился Влад.

— Но она ребенок! И от ее эмоций зависит почти все в ее мире! Я не хочу быть монстром, который отбирает у нее отца! — она успокаивающе улыбнулась. — Как только станет ясно, что здесь все наладилось, — видимо, она имела в виду и Стаса. — Мы сразу слетаем туда, и ты нас познакомишь. А пока лети один. Не лишай ребенка праздника и отца в этот важный день!

Влад хмуро смотрел на нее, не зная, возражать ему или с облегчением воспользоваться ее пониманием, ведь отцовское сердце и впрямь металось, не решаясь выбрать кого-то одну из них.

Молчание затянулось. Неожиданно распахнулась дверь, и в палату медленно вошел враз как-то постаревший брат. Не глядя в их сторону, он подошел к окну, сунул руки в карман и сгорбился, будто сам воздух давил на плечи.

Сердце Эли похолодело.

— Стас… — она почти прошептала имя друга.

— Он в коме, — глухо ответил брат.

Глава 41

Эля смогла безропотно оставаться в палате только до воскресенья и только потому, что была слаба и не могла самостоятельно передвигаться даже по палате. Едва же открыла глаза через два с половиной дня, ранним выходным утром, как решительно собралась увидеть Стаса.

Из рассказов брата ей было известно, что персонал в курсе, что они друг другу не чужие люди, что мать в инвалидной коляске, поэтому не может тут постоянно находиться, а семья Дена и Эли Стасу как родные. Не обошлось и без Влада: с помощью своих связей он вышел на главврача клиники, предупредив, что Эля его девушка, а Стас- сотрудник фирмы, поэтому к ним относились несколько лояльнее, тем более, что страховая кампания, где страховался Влад и его сотрудники, были партнерами этой клиники.

Собрав небольшой запас скопившихся за эти дни сил, Эля осторожно встала. Голова немного кружилась, тело заныло, отвыкнув от вертикального положения, будто она долго проплавала в воде, а сейчас выходит на берег, но девушка глубоко вздохнула и пошла на пост.

— Вы зачем встали? — воскликнула молодая медсестричка, едва успевшая сменить ночную дежурную. — Вам еще нельзя!

— Это лежать мне больше нельзя, иначе прирасту к кровати. Подскажите, где реанимация?

Медсестра с бейджем «Екатерина» сурово посмотрела на Элю.

— Туда никого не пускают.

— У меня пропуск, — постаралась мило улыбнуться Эвелина.

— Вы не понимаете, там все стерильно, а пациенты — очень тяжелые, туда вход воспрещен!

— Послушайте, Екатерина, — Эля устало посмотрела на нее. — Там лежит человек, который спас мне жизнь, человек, который и прежде делал это не раз, человек, рядом с которым я росла и считала своим братом! — с каждым новым словом «человек» ее голос повышался на полтона. — А сейчас ему необходимы моя поддержка и забота. К тому же, у него только и всего, что я и мой брат, — про Марго она решила промолчать, чтобы не пускаться в пространственные размышления о том, что у него же есть невеста, которая и должна заботиться о нем. — Екатерина, пожалуйста, — Эля внимательно посмотрела на девушку. — Клянусь, я ненадолго, у вас не будет проблем! Но мне просто необходимо его увидеть!

Глубоко вздохнув, Екатерина медленно кивнула, сдаваясь. Эля едва не взвизгнула от радости, но больное плечо прострелило от глубоко вдоха. Медсестра быстро объяснила, как и куда нужно идти, где повернуть, чтобы Эля смогла пройти по внутренним коридорам, а не обходить всю клинику.

— Напишите мне свой номер телефона, чтобы я могла с вами связаться, — напоследок попросила Екатерина.

Эля быстро написала ей цифры нового телефона, купленного братом, и пошла в указанном направлении. Без труда сориентировавшись, она легко нашла реанимацию и палату Стаса, только вот перед входом замерла, не решаясь толкнуть дверь. Наконец, глубоко вздохнув, она вошла, с опаской оглядываясь по сторонам.

Посреди кафельных стен, пищащих аппаратов и стерильных столов он был один. Из горла торчала трубка, голова туго забинтована, рука привязана к туловищу, нога на растяжке, остальное все было скрыто одеялом. Несмотря на август, в реанимации было чертовски холодно.

Эля медленно подошла к его кровати, задыхаясь от слез, застилающих ее лицо. Он выглядел очень плохо. На лице почти не было живого места: синяки, ссадины, порезы, на лбу несколько швов, из-под повязки не пробивался ни один волосок — его обрили налысо, чтобы добраться до поврежденного участка черепа.

Дыхания не было слышно, только шум аппарата, качающего воздух вместо его легких. У кровати стояли несколько мониторов на высоких тумбах с колесами, из-под одеяла змеились трубки и проводки, будто подчеркивая разницу между ним и ею. Между их состоянием.