Мой ангел злой, моя любовь…(СИ)

— Я должна была признаться еще в тот день, — меж тем говорила Надин. — Когда эта злобная преданная собачонка твоей матери, эта горничная, принесла кушак в столовую. Я должна была возразить, когда ты заговорил… а я испугалась, промолчала. Позволила тебе принять всю вину на себя, спасти меня. Ах, Андрей! Они так возненавидели тебя после этого…! И Алевтина Афанасьевна… твоя мать! Как она могла говорить то! Как может ныне…

— Я прошу тебя, — прервал ее Андрей, не желая продолжать этот разговор. — Ненадобно о том. Тем паче, что…, - и он замолчал. Мог ли он сказать ей, что Борис знал правду? Что он понял истину, когда утих гнев, затмевающий разум, заставивший перевернуть вверх дном столовую и выгнать младшего брата вон из дома. Он пришел позднее в казармы Кавалергардского полка, где Андрей снова стал жить на квартирах, попросил пойти вместе с ним в один из трактиров, где в отдельном кабинете за второй бутылкой цимлянского рассказал, что знает, чей кушак нашла горничная матери в спальне его жены.

— Я знаю, почему ты назвал этот кушак своим, знаю, — говорил тогда пьяный Борис брату, шутливо грозя тому пальцем. — Ты ведь опасался дуэли с другим, кто смело выстрелит в меня, n’est ce pas? Опасался, по глазам вижу. Так вот ведь, mon petit fr`ere [406], подставлять свою голову из-за того, что жена кого приветила, я не намерен. Можешь меня презирать… можешь осуждать… но себя я люблю поболее. Коли не ведает никто об adult`ere [407], то и нет его для меня. А узнал — то не обессудь! Во всем виновата женщина, ей и ответ держать. А мужчина… мужчина слабое существо, падкое до греха. Вот как-то! Коли еще раз поймаю ее, не обессудь — накажу пуще прежнего и в деревню вышлю, покамест не переменю решения. А грех ее ты зря прикрыл. Мать не простит тебе этого. Даже если покаешься… Никогда не простит! Ей твое благородство отца шибко напоминает. А ты сам понимаешь, ей такая память поперек горла…

Сказать ли Надин, что Борис знал о ее связи с тем армейским офицером? Знал и молчал. И только когда по каким-то причинам в свете поползли слухи об этой связи, а самому Борису несколько раз приходили анонимные насмешливые письма, тот решил дело так, как его требовала совесть и честь семьи.

— Вы такие разные, — сказала Надин, снова касаясь ладонью рукава его сюртука. — Будто от разных родителей прижитые, будто и не родные вовсе. Борис — не плохой человек, но все же… Я ошибалась, думая, что лучше жить в достатке и без любви, чем с любовью в сердце и с пустым кошелем. Я скажу твоей матери, что не ты…

— Не смей! — он поймал ее пальцы на своей руке и сжал их несильно. — Не смей, слышишь? Не испорть жизнь Таты тем самым! Мама думает, что Тата ее кровь, пусть полагает не от Бориса, но все же Оленина. Скажешь ей, что был другой, она отвергнет Тату, даже видя явное сходство, и кто ведает…, - он замолчал, не желая говорить плохо о матери, пусть и ни слова лжи не было в его словах. — Ты должна молчать. Ради Таты, Надин. Ради Таты!

— И тебя не тревожит, что скажут твоей будущей жене о Тате? Обо мне? Ведь толки…

— Моя будущая жена должна верить мне, а не толкам, — отрезал Андрей. — И оставь прошлое прошлому. Мы живем настоящими днями, а не минувшими…

— Вот значит как, — растерянно проговорила Надин, глядя в его глаза. — Значит, Софи правду сказала? Ты отстоял право жениться на этой девице из Смоленщины перед матерью. Ведь мадам Оленина была против этой candidature de 'epouser. Ты мог бы тем самым расположить к себе мать, коли выбрал бы выбранную ею персону.

— Ты уже пошла под венец с тем, с кем родители сказали. Много ли счастья? — отрезал холодно Андрей. — А с Анной Михайловной жить мне суждено, а не матери. И выбирать мне.

— Много ли за ней дают? Позволишь интерес проявить как родственнице? — едко спросила Надин, вырывая ладонь из его руки, кусая губы от недовольства. — И что останется от ее приданого после того, как французы пройдут по Смоленщине?

— Даже если и ни нитки и ни копейки не останется, мое слово у нее, Надин. А своему слову я верен, — ответил Андрей твердо.

Да, то, что Андрей верен своему слову, своему долгу, привитому отцом с малолетства, своей чести Надин знала не понаслышке. Лишь раз на ее памяти он отступил от своих правил. Когда она встретила его в той самой березовой рощице после долгой разлуки, после его возвращения из Австрии. Она провожала в Москву юношу, а вернулся мужчина, при взгляде на которого у нее перехватывало дыхание, и бешено билось сердце. Отчего она не побоялась тогда пойти до конца с ним среди тех самых берез, но испугалась отменить свадьбу, разорвать узы помолвки, оглашенной с амвона? Отчего так перечеркнула свою жизнь? И даже если она свободна ныне, то ей никогда уже не обнять его так, как она желала бы. Ведь церковные запреты встали между ними невидимой стеной. А ныне вот и та, незнакомая ей, при воспоминании о которой в глазах Андрея вспыхивал свет нежности…