Мой ангел злой, моя любовь…(СИ)

Иногда Мария ненавидела Андрея. За выражение его глаз, как ныне. За холод в его голосе, за ту иронию, что она легко распознавала в нем. За ту отстраненность, что держал он с ней, и за те улыбки, что дарил другим дамам, поворачивающим в его сторону головы, приветствующим его, улыбающимся ему, флиртующим с ним.

— Ах, мы даже предположить не могли, что вы, русские, таковы, — улыбалась француженка, сидящая за игровым столом через два игрока от Андрея. Она игриво склонила голову вбок, отчего перья ее плереза шаловливо скользнули с плеча к груди, едва прикрытом блестящим в свете свечей шелке. Конечно же, взгляды мужчин невольно последовали за концами перьев к глубокой ложбинке, и Мария сжала с силой костяную ручку веера, когда заметила улыбку Андрея при этом намеренном движении головой своей собеседницы. Игра началась и вне стола, но вряд ли Мария позволит ей зайти далеко! Недаром же она здесь!

— Мы ждали сущих дикарей, — продолжала француженка. — А видим перед собой истинное воплощение Марса во множестве лиц.

— Тогда вы понимаете, какие счастливицы мы, русские дамы, — улыбнулась холодно Мария и провела украдкой сложенным веером по плечу Андрея, за спиной которого стояла, наблюдая игру. Мол, держись подальше, дорогая, место явно несвободно подле него.

— И какие же счастливицы ныне француженки! — парировала француженка, и Мария только стиснула зубы от злости. Офицеры же рассыпались в ответных комплиментах, а кто-то даже поцеловал француженке руку, опустившись на колено возле ее кресла. Улыбался бы так же Андрей этой даме в палевом шелке, если бы за его плечом стояла Шепелева, вдруг с тоской подумала Мария. Отчего он так явно показывает флирт ей? Ранее такого не было. Ранее она только догадывалась о том, что происходит на таких вечерах, а позже — под покровом темноты. А как пересекли границу Франции, как они встретились после того, как она оставила земли Рейнского союза, чтобы следовать за ним, чтобы не было подле него вот таких вот дамочек в платьях с низким вырезом, то все стало из ряда вон плохо. Что мне делать, думала она, совсем не слыша разговоры, смех, тихий бег шарика по рулетке, за столом с которой сидели игроки. Что мне делать? Я его совсем потеряла. И никак не могу вернуть назад. А ведь скоро подпишут мир, так говорят офицеры. Наполеон загнан в тупик, у него почти не осталось армии, а столица его империи взята. И тогда конец… конец всему — ее надеждам, ее мечтам. И ей придется оставить его, разве ж удержит она Андрея в России?

От внезапно нахлынувшего волной отчаянья и страха перед будущностью у Марии даже голова закружилась. А потом она заметила среди стоявших за спинами игроков за другим концом стола Лозинского и даже пошатнулась, едва не уступая наплыву дурноты, вдруг закружившей голову.

— Qu'y a-t-il? [521]— плечо Андрея под ее ладонью, которую она опустила в поисках опоры, напряглось. Он взглянул на нее, чуть повернув голову, заметил ее бледность, переспросил тихо по-русски. — Что с вами, Мари?

— Я покину вас на пару минут, Андрей Павлович, — так же тихо ответила она, а потом кивнула расступившимся офицерам, зашагала от них прочь, жестом остановив вдову, направившуюся вслед ней. Казалось, Лозинский ждал ее — он уже отошел от стола с рулеткой, выбрался из толпы наблюдателей за игрой.

— Я польщен, что вы все же уделили мне время и решили поприветствовать старого знакомца, — поклонился он ей, поднося ее руку к губам. А потом окинул взглядом ее с края подола до рыжих локонов, украшенных плерезом, улыбнулся. — Вы очаровательны, мадам Арндт. Ваша прелесть только умножилась за те дни, что я не видел вас.

— Я подошла к вам не комплименты слушать, господин улан, — отрезала Мари, огладываясь назад, пытаясь рассмотреть через толпу у стола игроков. — Или вы уже не улан? Ведь Великая армия канула в Лету, кажется. Удивлена увидеть вас здесь… Что вам понадобилось?

— В Париже? — деланно удивившись, переспросил Лозинский.

— Нет, не в Париже. Что вам понадобилось именно здесь? И ненадобно говорить, что это прихоть судьбы — ваше нахождение в тех местах, где бываем мы.

— Мы? Вижу, вам удалось добиться, чего вы так отчаянно желали в те дни, — проговорил Лозинский так же, как и она недавно, оглядываясь в сторону офицеров в светлых мундирах гвардии, скрытых ныне за рядами наблюдателей.

— А вам, как я осведомлена, не удалось! Ах, отчего вы тогда не увезли ее?! — Мария не смогла сдержаться, стала яростно обмахиваться веером, чтобы хоть как-то унять ту злость, когда она вспомнила тот день, когда рухнули ее надежды на избавление от Шепелевой. — Я же ясно дала понять, где следовало ее искать, указала дорогу, которой они бежали из усадьбы. Отчего вы не увезли ее? Поддались ее слезам?