Мой ангел злой, моя любовь…

А вокруг этой свалки летала картечь, порой поражая противника Андрея до того, как тот успел ударить. В один из таких залпов левую руку обожгло огнем, оттого замешкался на миг, пропустил удар по спине, благодарение Богу, лишь скользнувшему по кирасе, но все же отдавшемуся в спине, а после и в левом плече. Этого француза, уже занесшего лезвие для очередного удара, зарубил юный корнет, обещавший витебскому помещику скорое избавление от длани Наполеона, спасая Андрея. Но тут же сам он был сбит страшным ударом со стороны, упал под копыта безумных от этой смертельной давки лошадей.

Андрей в свою очередь выбил из седла того, кто ударил корнета, борясь с таким не ко времени и месту ныне желанием взглянуть, жив ли юноша. Да только как тут глянешь, когда так и наседают со всех сторон? И велики ли шансы выжить даже раненому под копытами коней, топчущихся на месте?

«Уланы! Уланы! Поляки!», крикнул кто-то слева от Андрея. Действительно, на помощь коннице, что уже сминали кавалергарды, теснили от центральной батареи, выезжали польские уланы, в числе прочих войск сражавшиеся в армии Наполеона. Уланы разворачивались, пытаясь обойти русских всадников с фланга, но тут на них обрушилась конная гвардия, опрокидывая их обратно к позициям, срывая их маневр.

Казалось, прошел день, пока кавалергарды рубили и стреляли, тесня французов прочь от батареи, которой командовал генерал Раевский, хотя на деле, конечно, это было не так. Наконец конница неприятеля повернула назад, к своим позициям по сигналу отхода, спасаясь как было можно от острых клинков палашей кавалергардов, что бросились преследовать их в «рассыпной» [292]. Через дым, грохот канонады и свист картечи долетел до уха Андрея звук полковой трубы, выводивший «Аппеля» [293].

— Аппель! Аппель! — крикнул он, придерживая коня, отдавая своим людям приказы занять места в шеренге, чтобы возвращаться к штандарту, где должен был собираться полк по этому сигналу.

Но не все услышали звук трубы. Около сотни всадников в черных кирасах и светлых мундирах по-прежнему преследовали неприятеля, словно желая и на позициях бить француза. При том они разделились — большая часть преследовала французскую кавалерию, а несколько вдруг врезались в позиции поляков. Замелькали синие мундиры, спасаясь от острых палашей. В самом крепком кавалергарде даже со своего места Андрей узнал Павла, который остервенело рубил направо и налево, отбивая редкие нападения на него.

— Аппель же, Павел Александрович! — с горечью прошептал Андрей, понимая, что теперь уж вряд ли дадут поляки уехать Римскому-Корсакову. Эх, коли б он мог пересечь расстояние, разделявшее ныне, чтобы встать плечо к плечу, помочь тому ныне! Но это было невозможно — его люди уже направлялись по сигналу к месту сбора.

Он помедлил всего миг, оглянувшись на могучего штаб-ротмистра, но порой даже один-единственный миг играет в нашей жизни решающую роль, определяет дальнейший вектор нашего жизненного пути. Андрей сперва услыхал какой-то тихий свист, а потом мир перевернулся вокруг него, закружилось перед глазами разноцветье, сменившееся чернотой, когда он стал заваливаться на бок вместе с конем. Только боль в левой руке, ударившая его при падении аккурат на эту сторону так остро, что он даже взвыл, не дала лишиться духа. Казалось, он оглох — вмиг опустилась удивительная тишина на поле, хотя Андрей видел сквозь дымку перед глазами и всадников, и дымок из жерл орудий, что следовал выстрелу. Не лежать, надо встать, отдал он приказ себе, стал выпутываться из стремян даже в своем неясном сознании, понимая, отчего обездвижен конь, принявший на себя многочисленные осколки гранаты, разорвавшейся подле них.

Поднялся на ноги с трудом, борясь со слабостью и дурнотой, что навалились вдруг. Голова отчего-то стала такая тяжелая, словно весила целый пуд. Упав, Андрей потерял каску, и теперь чувствовал, как неприятно холодит ветерок по волосам. Он коснулся мельком прядей, чувствуя пальцами, что они влажные. Задело голову, знать, если это не пот.

Андрей бы долго приходил в ясное сознание, если бы не та картина, что он увидел, повернувшись растерянно в сторону позиций поляков. Все еще отчаянно рубил улан штаб-ротмистр без устали, оставшись совсем один — остальных уложили. Но вот кто-то из поляков, наконец сообразив, как можно остановить этого разбушевавшегося русского великана, вскинул карабин. Андрей не слышал выстрела и собственного крика, когда Павел вдруг дрогнул всем телом и упал с коня в тот же миг.

«…Как жаль, что многое не сделано до сих пор…», вспомнил Андрей слова, произнесенные прошлой ночью. «Как жаль…»

Тут же в сознание снова проникли звуки боя: грохот канонады, ржание лошадей, людские крики, звук полковой трубы, все еще подававшей кавалергардам сигнал отходить. Кто-то ткнул Андрея в бок, и он повернулся тут же, готовый дать отпор. Но это был всего лишь солдат, который собирал раненых товарищей на поле и относил подальше от шквального огня.