Мой ангел злой, моя любовь…

— Платье и верно прекрасное, — ответила на это Анна, отходя к распахнутому в ночной парк окну, чтобы вдохнуть полного ароматом цветов и свежести зелени воздуха. — Я всегда мечтала в малолетстве о таком платье и таком изумительной красоты кружеве фаты. И что самое удивительное — представляла подле себя под венцами именно офицера. Должно быть, от того, что брат уже был в армии тогда и приезжал в мундире в редкий отпуск.

Жаль, что Андрей будет во фраке, снова подумала Анна с легким сожалением, что ее давняя мечта девичества не станет явью в полной мере. Ему было позволено носить мундир, она точно знала это, разведав через Глашу, а та через своего ухажера из дворни. Но она достоверно знала, что Андрей отчего-то не надевал виц-мундир ни на балы в Москве, ни на местные вечера. И даже на венчание, на огорчение Анны, как она была наслышана, будет во фраке. И словно прочитав ее мысли, Софи вдруг произнесла задумчиво:

— Андрей не носит мундира. Я думаю, что ему до сих пор непривычно быть не на службе гвардейской, а в отставке. Мне нравилось видеть его офицером… жаль, что все так сложилось, там, в Париже, — она сделала паузу, словно приглашая Анну задать вопрос о том, что случилось тогда, но сама же и заговорила прежде, чем та решилась на это. Только уже не о дуэли, приведшей к таким последствиям в жизни Андрея, а о том, что снедало ее саму на протяжении уже пары месяцев последних. Софи решилась на откровение о том, что так тщательно скрывала от всех, особенно от Андрея и от нее, той, которой предстояло стать ее сестрой. Или вовсе наоборот, коли та вдруг решит отменить свадьбу в последний момент.

Софи еще раз взглянула на то, что принесла с собой в комнаты Анны и аккуратной стопкой положила на край столика с зеркалом. И снова засомневалась в правильности своего решения, которое привело ее сейчас сюда. Что, если открывая правду, она разрушит будущее счастье брата? О, видит Бог, это было самое сложное решение в ее жизни! Но иначе она ровным счетом не могла поступить. Уж слишком тяжелы были угрызения совести.

— Я должна вам признаться, Анна, — проговорила Софи сперва нерешительно и тихо, а после, когда голос немного окреп, когда ушла сиплость волнения перед неизбежным, повторила. — Я должна вам во всем признаться. Быть может, вы возненавидите меня после моего откровения. Быть может, я стану причиной крушения всех надежд брата. Но молчать… я не могу долее хранить то, что и так уж чересчур долго скрывала от всех.

Она взяла со столика письма, прежде незамеченные Анной, в несколько решительных шагов пересекла разделявшее их расстояние и протянула стопку, которая до сих пор обжигала ее пальцы бесчестностью поступка, удивленной Анне.

— Возьмите. Первые из них пролежали в Гжатске с самой зимы. Никто не ездил за почтой из дворовых, пользуясь тем, что ни барина, ни управителя нет в имении, посему их скопилось немало. А ко мне они по ошибке попали. Человеку сказали — барышне в Милорадово отдать, он и передал в основной дом. А я… я успела увидеть прежде, чем в руки Андрея попались…

Анна помнила об этой задержке превосходно, потому сразу поняла, о чем говорит ей Софи. Только решила, что тогда, после Пасхи, ей не все письма от тетушки передали, и только взяв в руки стопку, на ее удивление, из десятка писем, если не более, поняла, что ошиблась.

— Я… я поняла, от кого они по имени на титуле письма, — оправдывалась Софи, отведя взгляд от лица Анны куда-то в темноту летней ночи за распахнутым окном. — Поняла, что от него. И тогда по какому-то странному наитию решилась придержать, не дать им достигнуть адресата, то бишь вас… Чтобы у Андрея появилась возможность снова завоевать вас. Потому что я видела, что для него ровным счетом ничего не изменилось с того самого дня, когда он, будучи в отпуске по ранению после сражения у Бородино, так рвался в эти земли. И после… когда он рассказал мне, что желает делать вам предложение… Я видела, что единственное, что может остановить его тогда, только свидетельство того, что ваше сердце отдано другому. Но и тогда я промолчала, не открылась ему, что еще не все кончено, что… та особа пишет к вам. А письма ведь все шли и шли. Только пару седмиц назад прекратили приходить.

Софи тогда с огромным облегчением осознала, что для нее все закончилось. Не надо было первой просматривать привезенную почту, не надо было украдкой вытаскивать из стопки писем одно, чтобы спрятать его от чужих глаз, а затем поместить к собратьям под перину в собственной спальне. Не надо было молчать более о том, что так тяготило душу. Оставалось только дождаться дня венчания, когда ничто не смогло помешать ее брату получить в жену ту, желаннее которой не было для него.