Мой Артек

Вокзал, поезд. Впервые в жизни — и я впервые — входим в купейный спальный вагон. Ребята тщательно всё осматривают, и мы дружно радуемся — как всё разумно устроено в этом домике на колесах. Дети располагаются, я хожу, смотрю, пытаюсь разредиить первые слабенькие конфликты по поводу размещения кому-то хочется наверх, кому-то надо быть у окна. В суете размещения вдруг покачнулись все, поезд тронулся, ребята прильнули окнам, Эллен и Ада поют, остальные присоединяются, Володя Николаев приглашает сразу поиграть в карты, я возмущаюсь и запрещаю, призываю лучше петь. Колеса стучат все торопливей и чаще. А ребячьи голоса все тише, дети ведь устали. Заснули! Еще аз прохожу по всем купе и решаю — просижу у окна всю белую ночь, я ведь впервые в жизни еду на ленинградском поезде… Плывут за окном знакомые по поездкам Нарва — Таллин белесые от тумана равнины с цветущими примулами, светлые от черемухи опушки лесов. Не помню, как заснула. И не проснулась в Нарве, где должна была встретиться со своей тетей, специально приехавшей из деревни — повидаться со мной перед дальней поездкой. Тетя металась от вагона к вагону, а я спала безответственно и крепко — так же, как и мои усталые дети. И вдруг проснулась, словно от толчка. Поезд уже вышел из Нарвы и подходил к Комаровке. Поезд без остановки пересекал границу, ту самую, неприступную, запретную. Поезд миновал речку, и я оказалась в Советской России. Взошло солнце, залило золотым и розовым цветом и без того яркие калужницы на берегу ручья и черемуховые кущи. Таял, быстро рассеивался туман, седые от росы луга искрились.

Когда меня спрашивают о самом памятном событии, мне всегда хочется назвать этот неповторимый, самый счастливый в моей жизни рассвет.

Я встала, прошлась по коридору, останавливаясь у «своих» купе — дети спали. Я смотрела из окна на небогатые северо-западные деревушки, на заросшие сиренью улицы Кингисеппа, на казенно-величественные павловские казармы Гатчины. Разбудила детей. Они действовали самостоятельно — умылись, тщательно причесались. Притихли: вывески были уже только на русском языке, с перрона слышалось только русская речь. Как-никак вокруг была незнакомая страна.