Мой Артек

Теперь, размышляя об Артеке, обо всем, что дал он нам, обо всем, что с ним связано, вспоминаю эхо в горах. Годы наши встали за спиной каждого из нас, как пики. И с вершины их, от одного к другому, доносятся голоса памяти сердца, повторяясь и призывая. Чуть смолкнет один голос, прозвучит другой, третий, сотый. Живите же и звучите, голоса дружбы.

За тридцать семь послевоенных лет в общении эстонских артековцев перерыва не было. Встречались друг с другом, с теми, кто далеко, переписывались. В первые послевоенные годы они приходили ко мне с разными проблемами. Куда идти учиться? Работать? Не рано ли жениться? (На этот вопрос я всегда отвечала по первому импульсу: «рано!», но уже следующий импульс спрашивал меня саму — а на войну уходить не рано было?) «Ах, — иногда вздыхали девочки по прошлому, — не за того я, кажется, замуж пошла…» Приходил вытянувшийся Спец в милицейской форме: закончил школу МВД, а неспокойная душа его еще чего-то искала, и в конце концов нашел он себя в качестве художника рекламных выпусков.

Ланда сказала однажды по поводу этих визитов:

— Что это мы ходим да ходим поодиночке? Пора собраться и посидеть за общим столом. Есть ведь о чем поговорить!

В июле 1947 года мы снова собрались почти всей группой. Лайке не было с нами, и вспоминали мы ее с завистью — она в это время работала в самом что ни на есть крымском Артеке — методистом, писала оттуда подробные письма. И не было с нами Харальда Ильвеса…

Девочки быстренько накрыли скромный по тем временам стол. Сели. Кто-то произнес первый тост — за Победу, за мир. И второй — за Артек. Я глаз не могла отвести от них — вытянувшиеся, все до одного красивые, взрослые мои дети… Ланда — комсомольский работник, Айно, Тамара, Ханс, Харри, оба Виктора, Спец, Аста, Эллен, Уно, Володя Николаев, Ада, Этель, Лембит, Мульк, Салме, Кальо, Карл — все на комсомольской и пионерской работе. Все учатся — кто на курсах, кто в университете и в политехническом институте, в мореходном училище, в художественном институте.

Большего я от них не хотела. Это я им и сказала, попросила — оставайтесь такими же! Педантичный, верный себе Виктор Пальм встал, поправил меня:

— Разве ты не хочешь, чтобы мы стали лучше?

— И, год за годом, они действительно становились лучше, уж во всяком случае Виктор Пальм; совсем молодым он стал известным ученым, доктором наук, теперь преподает в Тартуском университете, любит студентов, а студенты — его: за точность, остроумие, за жгучий интерес к социальным и экономическим проблемам…

За первой встречей последовала через два года вторая, третья — словом, мы с Ландой насчитали девятнадцать встреч.

— Раз это становится традицией, — решила Ланда, — стало быть, надо обзаводиться архивом. Как минимум — фотоархивом. Все старые и новые фотографии прошу оставлять мне — для альбома.

С годами у Ланды образовался не только фотоальбом, а еще несколько толстых желтых папок с письмами, поздравительными «открытками» военных лет, тщательно нарисованными на листках желтоватой бумаги. Да у меня есть сундучок с письмами — мои артековцы мне его для этой цели и подарили: «наши письма хранить будешь». Письма хранятся. Из Тарту, Нарвы, Пайде. Из Белоруссии и с Украины, из Молдавии и Литвы, из Анжеро-Судженска и с Сахалина, с Алтая и из Москвы, из Ленинграда и из Норильска… По ним и знаем мы о судьбах наших далеких друзей, с которыми есть надежда встретиться. С годами тяга к общению с родными душами из страны нашего далекого детства становится все сильней. Недавно пришло письмо от совсем незнакомой женщины. «Мне так дорого всё, что происходило с вами в Артеке, словно я всё время была рядом! Но в Артеке я не была, а всю войну прожила в детском доме. Родным и любимым стал для нас этот дом, он нас, детей, потерявших в войну родителей, вырастил, воспитал и, отправив в большую жизнь, никогда не порывал с нами связи. И мы не забываем его, не порываем с ним. Наша же детская дружба, пройдя испытание разлуками и расстояниями, на всю жизнь осталась дружбой и родством душ».

Десятилетиями по всей нашей огромной стране люди, расставшиеся в войну, ищут, находят друг, друга. И не забыть им поэтов Сергея Сергеевича Смирнова и Агнию Барто, диктора Всесоюзного телевидения Валентину Леонтьеву, корреспондента Эстонского радио Вальдо Пакта и многих других, чьих имен мы не знаем, — людей, помогших снова соединиться семьям, встретиться друзьям, обрести утраченное счастье. В годы войны и в послевоенные десятилетия письма со всех концов страны шли по нескольким адресам всесоюзного розыска, и люди, работавшие в этих бюро, совершили великий труд для счастья семей, возвращения друзей через расстояния, через границы… Сколько забытых дат, номеров воинских соединений, утраченных с годами, ставших необходимыми документов вернул людям военный архив в подмосковном городе Подольске, архивы Ленинграда, работники милиции, телевидения, радио, редакций газет и журналов.