Мой бедный Йорик

— Вот-вот, авизовки чеченские в папахе прятал. Потому и не снимал. Я, например, за это не осуждаю, гардеробщикам меньше работы.

Иероним получил номерок с дыркой, постоял в нерешительности, с каждой секундой чувствуя себя все глупее. Его черная шляпа явно уступала папахе Эсамбаева. Ничего не поделаешь, Иероним пошел на очередную встречу с прекрасным, которое уже ненавидел.

Однако музыка ему помогла. Вивальди какой-то своей ноткой или созвучием надоумил, подсказал. Иероним еле дождался, когда старик Антонио, наконец, допилит своими смычками огромное концертное бревно, и рванулся к гардеробу. Он прибежал самым первым и, глядя прямо в темные глаза под пушистой челкой, выпалил, довольный:

— Я номерок потерял!

— Ну что же, — пожала плечами девушка. — Придется вам ждать, пока разберут всю одежду.

— Растрепа какой, — проворчала старушка-напарница.

Теперь Иероним заработал себе право стоять возле гардероба и наблюдать за Аней. Он многое увидел цепким взглядом художника, выхватил из множества однообразных движений нужные ему линии, мысленно набросал несколько эскизов. Потом он нарисовал ее портрет в призрачных красках воображения. Также в воображении он отошел на несколько шагов, взглянул на портрет еще раз и понял, что любит эту девушку.

— А я вспомнила ваше пальто и шляпу, — сказал девушка, когда оно зажелтело среди последних сереньких курток.

— Такой картуз попробуй не запомни, — заворчала бабулька. — Без пакета в следующий раз не приму.

В следующий раз Иероним опять «потерял» номерок.

— Я помню вашу одежду, — сказала девушка, улыбаясь. — Сейчас принесу, только больше постарайтесь не терять номерок.

Но бдительная старушка выручила Иеронима.

— Не положено сразу без номерка, — сказала она, строго и с подозрением глядя на него. — Пусть стоит теперь и всех ждет. Не будет таким растрепой. И еще штраф должен заплатить. Это чтобы неповадно…

Благодарный Иероним готов был к штрафу, как к «штрафной». Теперь он рассмотрел и бытовые детали в гардеробном помещении: учебник по стилистике, тетрадь с конспектами, пакетик с сухим печеньем «Мария», которое он с детства ненавидел, дамскую сумочку с потрескавшейся кожаной ручкой… Гардеробщицы стали привыкать к нему, из их коротких диалогов он выяснил, что Аня — студентка университета, живет в общежитии, а здесь подрабатывает вечерами.

Самое главное, что его так интересовало, сказала старушка Нина Петровна, когда Аня усадила ее отдохнуть.

— Плечи-то так и гудят, так и гудят, — сказала она. — Мода такая пошла на тяжелое, что ли? Вон кожанка да с овчиной — ни поднять, ни повесить! Все китайцы нам везут всякую тяжесть… Посижу немножко. Спасибо тебе, Аннушка! Дай Бог тебе жениха хорошего, непьющего…

Тут Иероним почувствовал, что краснеет. То ли от того, что уже представлял себя в этой роли, а, может, потому, что не совсем соответствовал второму пункту.

Иероним и в третий раз решил «потерять» номерок. Он понимал, что это будет последняя попытка, как в сказке, потому что в третий раз он еще будет дураком, а вот с четвертого — полным идиотом.

— А вы идите без номерка, — сказала ему Аня, принимая канареечное пальто, успевшее за эти дни слегка потускнеть, и поглядела на Иеронима, как сестра милосердия. — Я вас хорошо запомнила и… пальто.

— Пусть он номер себе на лбу напишет, — встряла Нина Петровна. — Вы случайно не коллекционируете номерки, молодой человек? А то мне Елизавета Павловна из Русского музея рассказывала, что есть в Петербурге один такой коллекционер. Ходит по всем заведениям и номерки уносит для коллекции. Страсть какая! Не напасешься же на всех. Бедная Россия! Один номерки от пальто коллекционирует, другой — нефтяные вышки…

— Вы, случайно, не коллекционер? — спросила Аня под жужжание Нины Петровны.

— Коллекционер, — согласился Иероним, но, увидев легкое замешательство у собеседницы, тут же добавил: — Только номерки я не коллекционирую. Я коллекционирую… ваши взгляды и улыбки.

Иероним невольно поморщился от сказанной пошлости. Но он давно жил среди людей и хорошо понимал, что без пошлостей, банальностей не бывает отношений между мужчиной и женщиной. Полученный Анин взгляд мог стать гордостью коллекции. Неужели, она действительно принимала его за рассеянного идиота и ни о чем не догадывалась?

— Показывает мне номерок, — продолжала что-то рассказывать Нина Петровна, — а он у него на пальце застрял. Палец такой у него большущий, что намертво засел. Как он так умудрился насадить, ума не приложу! Говорит, во время спектакля очень разволновался, крутил, крутил, да вот и накрутил себе… Но куртку я ему не дала. Он ведь так и с номерком уйдет, и с одеждой. Вызвали МЧС, они номерок перепиливали, а как перепилили, я ему куртку вернула. Мне чужого добра не надо…

Лонгин предложил Ане проводить ее после работы, и она согласилась.

— А то ведь действительно номерков не напасешься, — сказала она.

— Хорошо, что вы работаете не в ювелирном магазине или винно-водочном отделе. Я бы тогда разорился или спился.