Мой бедный Йорик

– Хорошо, – первым ее нарушил Иероним. – Тогда предположим, что мужчина с мешком убивал эту женщину… с мешком. Просто, он делал это неумело, не все сразу у него получалось. Постепенно он ее убьет, без всяких оскорблений. Тебя это успокоило?

– Я и была спокойна, – отозвалась Аня. – Это почему-то тебя так мучило несколько километров.

– Мне показалось, что ты недовольна моими действиями.

– Ты не действовал, а рассуждал, – возразила Аня. – А твоими рассуждениями я вполне довольна.

На развилке их остановил гаишник. Иероним вышел с документами из машины. Аня, не слыша их разговора, пыталась угадать по выражению лица гаишника, когда он попросит денег и сколько. Провинциальный патрульный был толст, видимо, добродушен, с лица его не сходила довольная улыбка. Муж тоже улыбался, правда, несколько потерянно.

– Так, ты говоришь, убийство не унижает? – переспросил Иероним, трогаясь и оборачиваясь по своей дурацкой привычке назад, будто в машине не было зеркал заднего вида. – Убийство не унижает. Что же тогда унижает?.. Но ведь есть на свете такие люди, одно общение с которыми, только разговор с ними уже унизителен, – Аня заметила, как побелели суставы его пальцев, вцепившихся в руль. – Что разговор! Само существование этих людей унизительно, оскорбительно, неправомерно для тех, кто с ними знаком, кто их знает…

– Ты кого имеешь в виду?

– Неважно… Выходит, этот человек, оскорбляющий собой весь божий свет, всех людей, знавших его, даже траву, по которой он ходил, яблоко, от которого он откусывал, не будет унижен никогда. Ведь его невозможно унизить словом, действием. Он скользок, как змея, увертлив, гибок. В крайнем случае, он скинет старую кожу, и оскорбления как ни бывало. Если я… неважно… кто-нибудь другой убьет его. Даже убийство его не оскорбит, по-твоему? Может, для него это еще и большой подарок будет? Шанс на спасение? Ведь так?

– Слушай, Иероним, давай не обсуждать такие вещи сейчас. Никакой достоевщины за рулем. Ты понял меня?

Поселок Свербилово состоял из двух пятиэтажек, нескольких некрашеных деревянных домиков с маленькими огородами, двух ларьков со «Спрайтами»–«Сникерсами», автобусной остановки и желтого здания с колоннами в стиле советского классицизма.

– Дело архитектора Кокоринова живо, – сказала Аня. – Вот отчего он, бедный, успокоиться до сих пор не может, ходит призраком по Академии художеств.

– Помнишь, значит? – Иероним даже руки ее коснулся благодарно.

– Я все помню.

– Я тоже. Наша первая встреча.

– Было жутко мокро и ветрено. Было очень необычно, интересно и… холодно.

– Это у тебя такая первая встреча, – Иероним улыбнулся. – У меня немного другая.

– Неужели два человека встретились друг с другом в разное время? Разве такое возможно? – удивилась Аня.

– Выходит возможно. Я впервые увидел тебя странной девушкой, которая вдруг решила не отдавать пальто клиенту…

– Значит, ты видел эту сцену?

Иероним понял, что проболтался самым глупым образом. Он давно дал себе зарок не говорить Ане, что он стоял тогда у стеночки в полумраке и наблюдал за храброй девчонкой. Он убеждал себя, что ему нечего стыдиться своей пассивной роли, ведь он художник, а не супермен. Его дело смотреть, схватывать пластику, линию, краски, оттенки. Прямолинейные, примитивные поступки не для него. Если бы он был смел, решителен, быстр, силен, он не был бы художником, творцом. Все это Иероним понимал, но решил, на всякий случай, не говорить об этом Ане. А сегодня, когда вдруг вспомнился Дворцовый мост, летящий в лицо ветер с дождем, призрак архитектора Кокоринова, он размяк, рассиропился и… проболтался.

– Я понимаю тебя, – неожиданно спокойно сказала Аня. – Ты подумал: а вдруг девушка не права? Чего ей, собственно, нужно? Вот же номерок, вот пальто, вот стоит клиент. Тычет ей в лицо растопыренными пальцами, сейчас начнет бить. А если она не права? Может, она напутала что-то? Лучше смотреть издалека, не привлекая к себе внимание. Что смог бы написать Верещагин, если бы сам участвовал во взятии Шипки?

– Верещагин, между прочим, утонул на крейсере «Петропавловск» во время русско-японской войны. Подорвался на мине…

– Были, значит, художники, – тихо сказала Аня.

Иероним подумал, что все кончено. Сейчас она выйдет из машины и уйдет на железнодорожную станцию, на шоссе, из его жизни. Произойдет, наконец, то, к чему он стремился все это время и чего он так боялся.

– На здании Дома культуры амбарный замок, – словно не было никакого разоблачения и обидных слов про утонувшего Верещагина, сказала Аня. – Это видно даже мне, с моей близорукостью. Будем ждать вечернего киносеанса? Посмотрим афишу?

– Ну, уж нет. Поищем директора ДК, сторожа. Кто-то должен тут быть? – Иероним решил действовать активно. – Думаю, культработник у них – второй человек в поселке, после продавщицы «Сникерсов». Значит, надо искать его в больших домах. Слава богу, их всего два. Поехали?..