Читаем Мой белый, белый город полностью

Итак, выбор у нас был широкий, и каждый мог подобрать себе камень по вкусу. Правда, вкус почти у всех мальчишек совпадал - бита должна быть не круглая, чтобы не катиться, лучше всего овальная и тяжелая, чтобы сбить «цукорий»… Игра заключалась в следующем: в центр очерченного мелом круга ставилась пустая банка с маленьким камешком - «цукорием» - наверху. Так прозвали камешек в связи с тем, что сахар по-украински назывался «цукор». Его до войны продавали в голубых пачках… И заядлые любители чая, после того как осушали стакан, переворачивали его и на дно водружали огрызок сахара, что и напоминало внешне нашу перевернутую банку с камешком на макушке. Вероятно, поэтому и прозвали игру «цукорий». И надо отметить, что это была самая популярная игра нашего военного детства, за исключением, пожалуй, другой игры - «Здравствуй, осел!», но не о ней сейчас речь…

Мы играли в «цукорий». Мы отступали от круга метров на десять и по очереди швыряли свою биту. Попасть в банку было несложно. Главное, так выбить ее из-под «цу-кория», чтобы камешек свалился в меловой круг. А это было великое искусство, которое давалось не многим. Игра была азартная, она разжигала страсти, сопровождалась криками, спорами, клятвами и мелким плутовством. И нередко прерывалась потасовкой, когда двор шел на двор…

Cсвою удачу… Но мне так и не удалось до конца испить сладкую чашу победителя - кто-то крикнул за спиной:

- «Дезертирка» вышла!

Я тут же был забыт. Все обернулись в сторону крыльца, на котором стояла девчонка в голубой косынке. Черными, чуть навыкате, глазами она беспокойно и настороженно ощупывала нас. Все соседи считали, что она красивая девочка, но я был убежден, что красивым человек не может считаться, если у него такие бараньи глаза. И такие волосы, похожие на растрепанную метлу дворника Захара…

Девочка поджала одну ногу, и все увидели протертую насквозь подошву старой туфельки. Губы ее скривились, и она произнесла негромко - вероятно, не хотела, чтобы ее кто-то слышал, кроме нас:

- Мне в школу надо…

Мальчишки многозначительно покачивали в руках тяжелые биты.

- …Если я опоздаю, меня будут ругать, - отчаянно добавила она и осторожно, точно пробуя пальцами ног воду, ступила на первую ступеньку.

- Давай! Давай! Спускайся, - злорадно подбадривали ее.

- Вы будете бросать в меня камни? - Она шмыгнула носом.

Все молчали. И без слов было ясно, что намерения ватаги в отношении девчонки не слишком миролюбивы…

Я же отчаянно старался схватить за хвост ускользающую удачу, что так внезапно свалилась на меня.

- Эй, Томка, ты видела, кто сейчас сбил «цукорий»?

- Ты дурак! И все вы дураки…

Она повела худенькими плечиками под стираным-перестираным платьем и спустилась с крыльца, глядя прямо перед собой.

Кто-то из нас первым пустил камень по асфальту, прямо под ноги девочке. Второй, третий… Камни, словно трассирующие пули, веером слетались к тому месту, куда ступали ее туфли. Девочка подпрыгивала, пропуская их под собой, и, не выдержав, побежала…

Перейти на страницу:

Все книги серии Избранное, т.1

Сенявин
Сенявин

«... Последний парад флотоводца Сенявина был на Балтике. <...>В море был шторм. Дождь не прекращался. Тьма стояла как ночью. А ночью было темно, как минувшим днем. Палила пушка с флагманского, требуя от каждого ответа: где ты? цел ты?«Расположась возле рулевого, – рассказывает очевидец, – адмирал поставил подле себя компас, разложил лакированную карту и сам направлял ход корабля, и только лишь тогда, когда эскадра миновала опасный риф Девиль-зей, Сенявин, не сходя в каюту, спросил чаю. Во всю бурную и мрачную ночь, при сильном дожде он продолжал вести корабль. Только на другой день, в час пополудни, когда эскадра при продолжавшемся бурном ветре и дожде стала на якорь на кронштадтском рейде, Сенявин, промокший до костей, сошел в каюту».Не спускайтесь следом в каюту, не нужно.Запомните Сенявина на палубе, запомните его в море. ...»

Юрий Владимирович Давыдов

Проза / Историческая проза
Нахимов
Нахимов

«... Года два спустя после Крымской войны некий приезжий осматривал Севастопольские бастионы. Проводник, матрос-ветеран, рассказывал про Нахимова: "Всюду-то он заглянет, и щи и сухарь попробует, и спросит, как живется, и ров-то посмотрит, и батареи все обойдет – вишь, ему до всего дело есть…" Помолчав, задумчиво добавил: "Уж такой ретивой уродился!"Я прочел об этом в некрасовском «Современнике». И вдруг увидел Нахимова. Стоя в сторонке, Павел Степанович слушал старика в залатанном мундиришке. А потом усмехнулся. Ласково, признательно усмехнулся…Нахимов служил России. Капитальным в натуре его было чувство чести и долга. Отсюда родилась и окрепла суровая самоотреченность. Отрешаясь от личного, он был Личностью. Так пушечное ядро, канув в пучину, вздымает над морем литой, сверкающий столп. ...»

Юрий Владимирович Давыдов

Историческая проза

Похожие книги