Мой большой... Босс

И после этого резко ухожу от удара, потому что мелкий не задерживается с ответочкой.

Коньяк летит на пол, блокирую придурка, беру на удушающий на ковре. Держу, чтоб немного пришел в себя.

Он, конечно, неплох, но против меня и массой и умением — щенок.

— Ладно, — хрипит Тимурка, — ладно… Пусти…

Пускаю.

С огорчением смотрю на разлившийся не только из стакана, но и из опрокинутой в процессе борьбы бутылки коньяк, иду к дверям, распахиваю настежь.

Выхожу на улицу, на дощатый настил веранды, прямо, как есть, босиком, в домашних брюках и футболке.

На улице уже ноябрь, прохладно, но мне кажется, что даже кожа пропахла спиртным. Два дня я тут сижу, отдых себе устраиваю…

Учитывая проведенный в делах и разъездах месяц, нормально отвлекаюсь.

Раз уж по-другому не светит.

Тимурка, потирая шею, выходит следом, бухается в подвесное кресло. Оно издает жалобный скрип вверху, где крепление.

Надо проверить, непорядок… Оно должно быть рассчитано даже на мой вес…

О чем я думаю? О чем я опять, вашу мать, думаю?

— Слушай… ну, ладно, она — немая… Но ты-то, вроде, с языком… — начинает рассудительно Тимурка, — вон, как с партнерами нехило пообщался недавно… Почему нельзя поговорить?

— Пробовал, — неохотно отвечаю я.

Ну вот не любитель рассказывать про такие вещи, вообще, не любитель болтать, но здесь, похоже, до критической точки дошел.

Надо все, что внутри у меня, хоть как-то сформулировать, хоть как-то в голове уложить… А кому еще рассказать, как не Тимурке? У него, тем более, у самого трабблы, на мою грубость среагировал вполне однозначно. Придавила, значит, боевая мышка его, и нехило так…

— На следующий день сразу, как узнал, что она деньги вернула. И к врачу сходила.

— О, то есть, тот мозгоправ пригодился, которого я искал?

— Да, — киваю, — ходит к нему. Правда, результатов не знаю. Не колется. Не мог кого-то посговорчивей и попроще относящегося к врачебной этике отрыть?

— Этот — самый лучший. — Тимурка усмехается, — потому и не прогибается… Ну и что? Поговорил с ней? На следующий день?

— Нет, — коротко бросаю я, оглядываюсь, присаживаюсь на ледяные подушки дивана, изо рта пар идет. Но мне это надо сейчас. Охладиться. Немного голову остудить. — Она… Не стала ничего говорить.

От воспоминаний опять все внутри жмет злобой, яростью и бессилием.

Я же…

Я же реально буквально через пять минут после того, как отдал приказ отправить русалке деньги на карту, понял, как это может восприняться, и отменил решение. Верней, попытался отменить. Потому что бухгалтерия, привычная моментально выполнять мои распоряжения, уже все перечислила! Конечно, можно было бы отозвать деньги обратно, но это был бы уже окончательный маразм.

А у меня и так в тот день маразма было полно.

Начиная с башки, отлетевшей в неизвестном направлении, когда почувствовал в своих руках русалку, и заканчивая осознанием себя, скота, насильником и тварью.

Никогда не забуду ее слезы… И взгляд испуганный.

Черт! Да она так не пугалась, когда я ее первый раз брал!

Не было тогда испуга! Желание было! Ну, может, я это желание своими действиями вызвал, но суть-то именно такова!

Она хотела, она мокрая была! И для меня этого было достаточно.

В первый раз.

Ту ночь, что мы провели с ней в этом доме, тоже вспоминать сладко. Потому что было мое желание и ее желание. Я его видел, ощущал. И еле сдерживался, чтоб не взять ее опять по-взрослому, так, как хотелось.

Но в тот момент для меня было важнее приучить ее к себе, показать ей, насколько хорошо бывает, когда двое этого хотят. Ну и, опять же, голос ее послушать. Стоны…

У меня не было каких-то конкретных планов по отношению к русалке. Впервые в жизни никаких планов не было. Просто удовольствие от момента.

Безвременье сладкое и обволакивающее. Самое лучшее мое время.

Впервые я не думал, впервые ничего не планировал, просто погрузился в чистое удовольствие. И с трудом вынырнул потом.

Все мои дальнейшие действия были продиктованы этим сладким послевкусием от нашей ночи.

Только этим я могу объяснить свое временное отупение и те идиотские поступки, что сделал.

Почему-то я решил, что русалка, так же вдохновленная произошедшим, как и я, будет рада все продолжить.

Будет рада поиграть немного… Ведь она уже привыкла, она уже распробовала этот сладкий кайф?

А оказалось…

Оказалось, что все происходило только в моей голове.

А Майя… Майя пугалась и подчинялась. Мне, чудовищу.

Как она там сказала? «Кабинетная любовница»?

Какое идиотское определение. И полностью соответствующее ситуации.

У меня в тот момент не было другого для нее. Я и сам еще ничего не понял, если говорить начистоту.

Слишком быстро все произошло, стремительно. Голову занесло туманом сладким, отключило…

Когда я понял, что обратно не отменить выплату денег, чтоб не выглядеть идиотом, то решил… Решил понаблюдать, что дальше будет.

Мазохизм такой идиотский…

Мазохизм такой идиотский…

Ну вот и понаблюдал. Молодец, ничего не скажешь.

Лишний раз убедился, до какой степени моя русалка отличается от других, встреченных за всю долгую и, не побоюсь этого слова, богатую на события жизнь.