— Ну привет, зятек, — шипит она словно натуральная кобра и бросается вперед. — Вячеслав Юрьевич, за мной!
— Ираида Васильевна, — Шершнев вытягивает вперед руки.
Тормозит маму на подлете, ладонями упирается в плечи. Вячеслав Юрьевич умоляюще смотрит на меня, а я не могу отвести взгляд от матери.
Она, смахнув с лица выбившуюся из прически челку, шлепает по предплечьям Шершнева.
В этом жесте столько ярости и отчаяния, что душит и меня. От злости мамы заряжается воздух. Кусает за щеки, вызывая стыд.
— А ты меня не трогай! — рявкает мама. — Нашелся хозяин жизни. Будет еще в моем доме мне указывать, как себя вести!
Едва нахожу силы сдвинуться с места.
Мне отчаянно хочется защитить ее.
И Шершнева.
Губы раскрываются сами, когда ладонь мамы с треском врезается в оголенное плечо Олега.
— Ма…
— Ираида Васильевна, — лепечет Вячеслав Юрьевич.
— Молчать всем! — вскрикивает мама, а мы резко захлопываем рты. — Вячеслав Юрьевич, вы документируете? Он только что меня чуть не покалечил.
— Скорее, наоборот, — неловко мнется полицейский.
Мама ошарашено открывает и закрывает рот. Оглядывается назад.
В ее взгляде вижу то, от чего щемит сердце. Бессилие. Отчаяние. Оно так явно, что во рту собирается ядовитая горечь.
Плечи мамы опадают. За мгновение от ее ярости не остается и следа. Она горбится, уменьшается в размере, будто шарик, из которого выпускают воздух. Кажется, что она упадет.
Это непременно случилось бы, не окажись Шершнева рядом. Олег подхватывает ее за локоть и усаживает на скрипнувший стул.
На его плече — красный след от ее ладони. Совсем рядом со следами моих ногтей.
— Воды, — мама закрывает ладонями лицо и тяжело вздыхает.
— Сейчас, — засуетился Вячеслав Юрьевич. — Вы только не нервничайте, Ираида Васильевна. Олег Константинович человек цивилизованный. Я уверен, что сейчас вы успокоитесь и мы все тихо, мирно решим.
Шершнев на автомате кивает.
Немая сцена затягивается под звуки возни полицейского, стук стакана и шуршание воды.
— Вы будете жить здесь, как и прежде, — твердо произношу я и, помявшись, обнимаю маму за плечи. — Олег купил этот дом для вас…
— Для себя он его купил, — мама делает глоток и кашляет, отставляя стакан в сторону. — Не так скажешь, Олег Константинович?
В ее голосе не слышно ни злости, ни провокации. Он бесцветный и неживой.
Мне хочется схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть.
Хочется кричать. Невысказаные слова обжигают горло, кислотой растекаются по телу. Отравляют все нервные клетки. Я чувствую их даже на кончиках онемевших пальцев.
— Не так, — Шершнев смотрит мне в глаза не отрываясь.
Голос Шершнева становится спасительной прохладой.
Я выдыхаю с облегчением и отправляю Шершневу наполненный благодарностью взгляд. Он же так и стоит не двигаясь. Его глаза словно покрываются тонкой дымкой.
Кончик языка скользит между губами и исчезает, стоит ему моргнуть.
Странное ощущение. Я вздыхаю одновременно вместе с ним. Только сейчас понимаю — эти несколько секунд он был предельно напряжен.
Словно принимал для себя какое-то очень важное решение.
— Конечно, — кивает мама и вытягивает на столешнице руки. — Ты же не дом покупаешь, а мою дочь.
Челюсть Вячеслава Юрьевича отвисает, а я давлю внутренний стон.
Еще не хватало, когда Шершнев в хорошем расположении духа, поднимать эту тему перед полицией.
Глава 33
Глава 33
Протестующе машу руками и посылаю Вячеславу Юрьевичу самую очаровательную свою улыбку.
— Мама просто переутомилась. У нас были разногласия с женихом, но теперь все в полном порядке.
Полицейский подозрительно щурится, но я не пробиваема. Сохранить лицо помогают недавние воспоминания. Близость с Шершневым, моральная, физическая. Она мгновенно румянцем раскрашивает щеки.
В конце концов, мы оба стоим на кухне полуголые с явными следами прошедшей бурной ночи.
Именно за них и цепляется взглядом полицейский. Проходится по моей шее, сканирует в профиль стоящего Шершнево.
И смущенно отворачивается.
— Тогда я пойду? — почувствовав неловкость, замялся у выхода Вячеслав Юрьевич.
Усиленно киваю. Для верности, переплетаю наши с Шершневым пальцы. Тепло его ладони действует странно. Вселяет уверенность, добавляет сил. Невольно сжимаю руку крепче, ощутив, как он сжимает мою руку в ответ.
— Дом ваш, — слова Шершнева гулко звучат в тишине.
Я не верю своим ушам. Мама недоуменно хлопает глазами. Мы переглядываемся и с сомнением смотрим на Олега.
— Олег Константинович? — прокашливается мама, прижав ладонь к груди.
За короткие секунды меняется все. Температура воздуха, уровень освещения. Даже улегшаяся на полках пыль словно растворяется.