А он вдруг начал быстро раздеваться. Взгляд при этом был такой, будто казнить меня собрался. Только когда сбросил рубашку и наклонился надо мной, я ошалело моргнула — печать была цветной! Все, каждая деталь! И невероятно переливалась, будто солнечный свет попал на объемные грани. Даже моя, кажется, не была столь прекрасна.
Я коснулась ее, пока он стягивал с меня рубашку, но Вернон не придал этому значения. Когда он осторожно поднял меня и притянул к себе, мы оба были абсолютно голыми.
— Что ты делаешь? — выдавила я, чувствуя такую слабость, что глаза начинали слипаться.
— То, что чувствую, — устраивал он меня так, чтобы наши тела были как можно сильнее вжаты друг в друга. — Обнимай меня…
— Я хочу спать.
— Не спи… Говори со мной.
— Тебе разрешили меня любить, ты видел?
— Только сейчас, — скользнул он губами по шее, и его дыхание показалось горячее огня, что жег меня все сильнее.
— Боюсь, не смогу терпеть боль…
— Болит?
— Нет… просто печет… И будто тепло забирает…
Он притиснул меня к себе сильней:
— Жмись ко мне, давай.
— Тебе лучше уйти… Я не хочу, чтобы ты горел со мной…
— Будто тебя кто-то спрашивает.
— Вернон, я не хочу, чтобы любовь умерла. Если ты умрешь, она умрет вместе с тобой…
— Она никому не нужна, кроме нас, — гладил он меня по волосам.
Дыхание вдруг сперло, а из груди рванулось пламя. Я взвизгнула, когда оно лизнуло обоих…
— Вот так, умница, — хладнокровно отозвался Вернон, — а теперь на полную мощь давай, выжигай дрянь изнутри.
И из тела брызнул жидкий огонь, повинуясь его приказу, потек изо всех пор, заструился по плечам, перетекая на инквизитора. А я шокировано хватала ртом воздух, всерьез решая, что у меня какой-то шок, ведь я… не чувствовала боли! Вернон держал меня за голову, сжимая пальцы в волосах и сосредоточенно щурился, а я держалась за его взгляд, до смерти боясь потерять его, как якорь. Даже моргнуть не могла! С каждым выдохом из меня лилось так, будто я была дырявым в сотне мест шариком! Только послушное ласковое пламя едва ли не ластилось к инквизитору, стекало по нашим телам и утекало догорать на пол. Сердце билось все ровнее, огонь утихал, легкие раскрывались все больше… а из глаз хлынули слезы.
— Тш, — осадил он, — не туши, дожигай до конца…
Боже, откуда он знал?! Как понял, что так можно?! А еще… я точно не умру?! Правда?! И его не сожгу?!
— Сосредоточься, — командовал инквизитор, вытирая мои слезы, — в легких не болит больше?
Я мотнула головой.
— Не болит, — просипела.
— Умница, — улыбнулся он.
— Я?! — вцепилась в него и разревелась в голос. А он прижал к себе едва ли не до хруста ребер, шепча на ухо что-то. Кажется, что не отделаюсь от него так легко и что все равно выйду за него замуж. — Вернон… Боже! Как я испугалась! Я думала, что все.
— Не о том ты думала.
Откуда в нем столько спокойствия, понятия не имела. Наверное, никогда он меня еще не восхищал до разрыва грудной клетки. Это чувство едва ли умещалось внутри. Хотелось кричать, как я хочу жить. С ним.
— Рэд!
Как внутри оказался Шеррингтон, мы, кажется, не услышали оба, но Вернон даже ухом не повел. А блондин уставился на нас, будто мы были ангелами, схватившись за лицо. Следом внутрь проскользнула Сильва:
— Молодец!
— У нас, вообще-то, почти интим, — проворчал Вернон, дотянувшись до пиджака, и накрыл мои плечи.
— Как ты это сделал?! — У Шеррингтона был шок. Он ходил вокруг нас по дуге туда-сюда, хлопая глазами, и все не мог поверить.
— Так же, как нас всегда учили, — скептически покачал головой Вернон. — Дайте одеться. И поесть!
Сильва хихикнула и вдруг сцапала Шеррингтона под руку:
— Пошли, дай им время.
Тот комично опешил, но поддался салеме и послушно потянулся за ней.
— Неужели смерть откладывается? — подняла я на него глаза.
— У меня большие планы на жизнь, — улыбнулся он, заключая мое лицо в ладони.
— Откуда ты знал?
— Терять было нечего…
— Ты вел себя так, будто делал это десятки раз…
— В мыслях — да. Но на деле пробовал впервые. — Он усмехнулся: — Людог учил нас, что мы умеем управлять огнем и созданы для этого, но желающих проверить не было…
— Боже, — я прикрыла глаза и уперлась лбом в его грудь: — Хочу домой. К тебе… И никуда не выходить неделю!
Он усмехнулся и поцеловал меня в макушку:
— Могу это устроить. Давай пошли отсюда…
Руки дрожали, ноги подкашивались, поэтому Вернон одел меня сам и на всякий случай вызвал медиков. Те, не найдя ничего угрожающего здоровью, поставили капельницу. С ней меня и внесли обратно в кабинет, потому что ехать без своего инквизитора домой я отказалась. Честно — все еще было страшно верить в то, что мне ничего не грозит, и оставаться где-то одной.
Я устроилась в большом мягком кресле с чашкой чая с молоком — тем самым, что готовил мне Вернон, и наблюдала за происходившим. Видела — он тоже устал, но руки его уже не тряслись. Я улыбалась, млея от тепла и спокойствия… И незаметно уснула.
— Напишу королю отчет…