Мой брат – Че

У него вечно было пусто в карманах. А когда они были полны благодаря какому-то крупному проекту, в котором он принял участие, он спешил потратить заработанные деньги. Тогда он водил нас в лучшие рестораны или в кино. Он для проформы спрашивал нас, какой фильм мы хотели бы посмотреть. Но, в конце концов, он все делал по-своему: он выбирал фильм, засыпал в кресле, а затем разговаривал так, как если бы он видел фильм, и постоянно спорил с нами, с теми, кто его действительно видел! Это бесило Эрнесто. Можно было есть лучшую еду в один вечер, а потом сосать палец в следующие месяцы. Если он появлялся дома с букетом цветов – а такое случалось! – мы все знали, что он истратил последние гроши. А он был одинаково доволен, имея деньги и будучи разорен. В его семье он считался неудачником. Все его братья имели дипломы и сделали карьеры. И хоть он звался Геварой-Линчем, как член семьи, он жил сумасшедшей жизнью и ни с кем не ладил. Это был деклассированный буржуа. Однако это вовсе не означало, что он был революционером, пролетарием или социалистом. Он был как флюгер. Он поворачивался туда, куда дул ветер, словно перо. Он несколько лет был сторонником американцев, потом стал антикоммунистом, а закончил тем, что стал восхищаться Кубой, играл роль отца Че, жившего в кубинском государстве, и пел при этом «Интернационал»! А еще он был противником Перона, противником Франко[23], прореспубликанцем и даже пытался создать антифашистскую организацию в Кордове. Он поддерживал испанских изгнанников, которые жили в Альта-Грасии и образовали многочисленную колонию. Его невозможно было как-то классифицировать. Он высмеивал все и словно кошка всегда приземлялся на лапы. Рядом с ним и его дети изо дня в день жили сумасшедшей жизнью. У нас было и все, и ничего.

Он шутил без умолку и имел весьма едкое чувство юмора. Наши друзья всегда говорили, что он был самым интересным и дружелюбным человеком в нашей семье. Он всех смешил. Он был проницательным наблюдателем, владел пером и был в состоянии нарисовать за пять минут потрясающую карикатуру. Казалось, что он боится нового. Если появлялось что-то новое, он это нарочно портил. Он был атеистом, но чрезвычайно суеверным – пытаясь скрыть это. Он часто носил жилет поверх рубашки. Он надевал его и снимал по многу раз – якобы он предотвращал несчастье. Его невозможно было заставить размышлять об этом: он сердился и говорил, что это лишает его вдохновения. Если он видел номер 13, он махал руками, как птица, чтобы отогнать проклятие. На лестничной клетке он всегда переступал через 13-ю ступеньку. Однажды я сказал ему, что ничего не будет, если наступить на эту ступеньку: просто 13-я идет после 12-й. Я задал ему такую дилемму, что он замер молча и потом месяц не разговаривал со мной. Точно так же он всегда выходил через то место, через которое вошел. Однажды мы пошли к одной его подруге, а той не оказалось дома, и дверь была заперта. У нас не было ключа, и мы вошли через окно. Когда мы уходили, он вышел через окно. Уйти через дверь было невозможно. Он также был ипохондриком, якобы постоянно находившимся на грани смерти. Он провел всю свою жизнь, жалуясь на мнимые болезни. Если это был не полиомиелит, то что-то другое. Никто не обращал на это внимание. Из-за этого наши друзья думали, что мы черствые и нечувствительные. Иногда они видели, как мой отец вставал и, приложив руку к груди, жаловался на сердечный приступ. И они поражались, что моя мать не вызывает «Скорую помощь». При этом он был в состоянии глупо рисковать, уходя танцевать танго в самые неблагополучные районы.

* * *