Мой брат – Че

Это письмо, которое мы расшифровывали всей семьей, убедило моих родителей, что ничего не остается делать, кроме как поддержать решения моего брата. Мы знали о его целеустремленности. Он будет следовать за этим Фиделем Кастро, которым и моя мать тоже начала восхищаться. Она прочитала стенограмму его речи на суде, эдакий шедевр лиризма, осуждающий тиранию Фульхенсио Батисты и подробно описывающий страдания кубинского народа. Там было трудно найти хоть малейший изъян. Что касается Эрнесто, то он говорил о приезде к нам, и мы цеплялись за это. На самом деле он уже никогда не вернется в Буэнос-Айрес, за исключением августа 1961 года, когда он делал короткую пересадку на несколько часов после пребывания в Пунта-дель-Эсте. Вся семья, включая тетю Беатрис, затем присоединилась к нему на уругвайском курорте. Это был последний раз, когда мы видели его. В то время, в 1961 году, Эрнесто был министром промышленности кубинского правительства, и у нас не имелось никаких оснований полагать, что он задумает воевать где-то далеко от Кубы. Другое письмо к моей матери, датированное ноябрем 1956 года, то есть через три месяца после предыдущего, однако, оказалось пророческим. Он писал: «Когда болезнь, которой я страдаю, овладевает вами, мне кажется, что она будет лишь усугубляться со временем и что она отпустит только в могиле». Этой болезнью было его возрождающееся желание или скорее осознание необходимости идти и бороться с несправедливостью.

* * *

Вскоре после отправки письма от 15 июля 1956 года Эрнесто погрузился – а с ним еще восемьдесят один человек (включая Фиделя и Рауля Кастро, Камило Сьенфуэгоса, Хуана Алмейду и Рамиро Вальдеса) – на «Гранму», старую яхту длиной в восемнадцать метров, купленную Фиделем за пятнадцать тысяч долларов за несколько недель до этого. Переход с потушенными огнями в мексиканский порт Тукспан в ночь на 25 ноября стал десятидневной одиссеей. Страшная морская болезнь сразу прихватила всех этих закаленных людей. И пусть теперь лучше Эрнесто сам расскажет: «Мы принялись лихорадочно искать антигистамины для борьбы с морской болезнью, но ничего не нашли. Уже минут через пять после того, как были спеты кубинский национальный гимн и гимн «Движения 26 июля», лодка представляла собой смехотворно-трагическое зрелище. Люди с обеспокоенными лицами хватались за животы. Некоторые уткнулись головами в ведра, другие в самых причудливых позах неподвижно лежали на палубе в испачканной рвотой одежде»[38]. Через четыре или пять дней закончились продукты питания.

«Гранма» подошла к берегам Кубы 5 декабря, имея на борту крайне ослабленных людей. Высадка на пляже Лас-Колорадас тут же обернулась катастрофой. Их заметили еще при приближении к острову, и солдаты Батисты были готовы встретить их своей артиллерией made in USA. Едва люди Фиделя ступили на берег, как авиация начала расстреливать их из пулеметов, и семьдесят из восьмидесяти двух человек, поднявшихся на борт в Мексике, тут же погибли. Осталось только двенадцать бойцов и семь винтовок, чтобы противостоять тридцати тысячам солдат и ультрасовременному вооружению, включавшему танки, орудия, самолеты и т. д. И тем не менее этот изголодавшийся отряд сумел победить жестокого Фульхенсио Батисту. Позднее Эрнесто объяснит аргентинскому журналисту Хорхе Рикардо Масетти, первому соотечественнику, кто взял у него интервью в Сьерра-Маэстре, что движение победило благодаря непоколебимой вере Фиделя: «Это был необыкновенный человек. Он смело выступал и решал самые невозможные вещи. Он обладал исключительной уверенностью в том, что, как только он высадится на Кубе, у него все получится. Оказавшись там, он начнет бороться. А едва он станет бороться, он победит». В то время как многие из его людей только что были убиты, а кубинская армия продолжала обстрел, Фидель воскликнул: «Послушайте, как они стреляют. Это трусы. Они боятся нас, потому что знают, что мы покончим с ними!» Что это было, предчувствие или уверенность? Никто и никогда этого не узнает.

Посреди всего этого разгрома и резни Эрнесто столкнулся с дилеммой. Его товарищ, тащивший ящик с боеприпасами, пал у его ног. Эрнесто нес ящик с медикаментами. В этот момент он должен был сделать выбор между этими двумя ящиками, потому что невозможно было нести сразу оба. «Или я врач, или – боец», – сказал он самому себе (он потом рассказал эту историю в письме к моей матери). И он схватил ящик с патронами и понес его, прикрыв рубашкой. Через несколько минут пуля попала ему в грудь. И ящик спас его, ибо пуля отскочила, лишь задев ему шею. В другой раз пуля пробила ему щеку, выйдя за ухом.

* * *

Новость о высадке на Кубе не дошла до нас сразу, но как только газеты разнесли ее по свету, для нас начался сущий кошмар. Мы же даже не знали, что он высадился! Он говорил о своей приверженности Фиделю Кастро, но не раскрывал подробности своего плана: он знал, что мексиканские спецслужбы просматривают его почту.