Мой брат – Че

Возможно, это письмо окажется последним. Я не ищу смерти, но она возможна, если логически рассчитать вероятности. И если так случится, пусть это письмо будет моим последним объятием: я любил вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда вы меня не понимали. Меня нелегко было понять, но на этот раз – верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал со страстью артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие легкие. Я добьюсь своего. Вспоминайте иногда вашего скромного кондотьера XX века. Поцелуйте Селию, Роберто, Анну-Марию, Пототина, Беатрис, всех. Крепко обнимает вас ваш блудный и неисправимый сын».

Задержанное в Гаване, это сентиментальное письмо так и не пришло к месту назначения до смерти моей матери. Эрнесто узнал страшную новость в Конго, 20 мая, и в ее честь он написал прекрасный рассказ «Камень», короткий отрывок из которого я воспроизвожу тут:

«Он мне сказал это [про смерть моей матери] так, как должны говорить об этом людям сильным и ответственным, и я благодарен за это […] Что я знаю. По правде, ничего. Знаю только, что у меня есть физическая необходимость видеть свою мать, и я кладу голову на ее худые колени, и она мне говорит: «мой старичок», с нежностью скупой, но абсолютной, и чувствовать на плече ее неловкую руку, гладившую меня, точно марионетку, как если бы нежность исходила у нее из очей и голоса, потому что веревки не позволяли приблизиться. И руки содрогались и продвигались ощупью, больше чем ласкали, но нежность проступала из пор и разливалась повсюду, и от этого я чувствовал себя так хорошо, таким маленьким и таким сильным. Не нужно просить у нее прощения; она все понимает, и это становится ясно, когда слышишь ее «мой старичок».

Че прилетел в Африку в конце апреля – начале мая 1965 года [58] под именем Рамон Бенитес. Он прибыл в Конго-Киншасу через три недели [59] с двенадцатью кубинскими товарищами – сотня других присоединится к нему позже – с целью оказания помощи повстанческому движению Симба во главе с Лораном-Дезире Кабилой. Конго было охвачено гражданской войной с момента обретения независимости. В стране царил ужасный хаос. Оружие прибыло поврежденным; точной информации не хватало; люди потратили часть революционных денег на проституток и теперь страдали от венерических заболеваний; повсюду главенствовал скрытый алкоголизм; логистика практически отсутствовала. Такому ультрадисциплинированному бойцу, как мой брат, терпеть подобное разложение было крайне трудно. Что же касается Лорана-Дезире Кабилы, одного из революционных вождей, то он сначала впечатлил, а потом разочаровал Эрнесто. Ему явно не хватало серьезности, и он никогда не находился там, где его ждали. Он был дилетантом. Разочаровавшись, Эрнесто покинул Конго в ноябре с чувством, что не совершил ничего конкретного, да плюс еще его здоровье оказалось ослаблено местным климатом. Он потерял почти двадцать килограммов. Полагая, что нельзя возвращаться на Кубу в настоящее время, когда Фидель уже публично зачитал его прощальное письмо, он провел следующие шесть месяцев под чужим именем в Дар-эс-Саламе, что в Танзании, куда отправилась и Алейда (также под другим именем), а затем – в Праге, где он вошел в контакт с Таней Бунке, аргентинской революционеркой немецкого [60] происхождения, базировавшейся в Ла-Пасе, в Боливии. «Я никогда не чувствовал себя таким одиноким на моем пути», – записал он тогда в своем дневнике.

В Буэнос-Айресе мы все еще жили без новостей и буквально умирали от волнения. Позже мы узнали, что Фидель убедил его вернуться инкогнито в Гавану. Дальнейшая история известна. Он вернулся на Кубу под именем Рамона Бенитеса, через Швейцарию и, вероятно, через Париж (некоторые потом рассказывали, что видели, как он гуляет рядом с Сорбонной в своем знаменитом берете, совершенно не заботясь о том, что его узнают), Германию и Москву, где, чтобы запутать потенциальных шпионов, Эрнесто сбрил себе бороду, постригся и отрастил усы. Он прибыл неузнанным, выдавая себя за респектабельного коммивояжера. Переодевание оказалось настолько эффективным, что его дети Ильда (десяти лет), Алейда (шести лет), Камило (четырех лет), Селия (трех лет) и Эрнесто (одного года) не признали его, когда он нанес им последний визит перед отъездом в Южную Америку. Он представился другом их отца, и они поверили.

* * *