Мой брат якудза

Но мы одинокие люди, сэнсэй, мы маленькие сироты. Даже босс Окава, «оядзи», как мы говорим, папа, как говорят у вас, даже он не может быть настоящим отцом. Я убежал из своего маленького городка на Кюсю, когда мне было четырнадцать, но уже тогда я не видел своего отца больше десяти лет. И сегодня я понятия не имею, кто он, где он и жив ли он вообще. Босс Окава был мне отцом много лет. Он лучше, чем настоящий отец. Для большинства из нас босс Окава был настоящим отцом. Он дал нам заработок, тепло, любовь, заботу и был с нами ласков. Окава был придирчивым, устрашающим и наказывающим. Он воспитал нас, и он нам как отец, но в то же время и нет.

У нас есть банкеты, соревнования, есть свой журнал, вы ведь видели. У нас есть свои похороны и свои войны, есть свой офис. У нас все есть. И в то же время у нас ничего нет.

У большинства из нас есть жена и любовница. У некоторых из нас по две или три любовницы. Некоторые верны нам, некоторые нет. У некоторых из нас есть только одна женщина, у меня, например. У нас есть деньги на содержание первой женщины, второй и третьей. У нас есть деньги на учебу дочери в самой лучшей школе, в самом лучшем университете, чтобы она не пошла по нашей тропе. У нас все есть.

Мы — маленькие дети, понимаете? Маленькие дети без папы и мамы. Так же, как тогда, когда мы убежали из нашего маленького городка на Кюсю, запуганные, ненавидящие этот мир, ненавидящие своих родителей. Присоединяющиеся — из страха — к другим запуганным детям. Мы всю жизнь ищем папу, маму и женщину. Мы ищем объятий и любви.

Я не вырос, сэнсэй. У меня была империя ночных клубов, много денег и положение в обществе. Когда-то у меня были женщины. Меня уважали и боялись, имя Оасака произносилось со страхом и почтением. Когда-то у меня были деньги, и вот они кончились. Сейчас я здесь, а завтра я в тюрьме. Я не могу заниматься одним и тем же больше двух недель, перебираюсь с места на место. Квартиросъемщики не хотят сдавать мне квартиры. Когда-то у меня был дом, и я его потерял. Сейчас я должен каждый год-два переезжать с места на место. Обо мне наводят справки, узнают, приезжает полиция.

Я боюсь своего бипера. Каждый раз, когда он звонит, я вскакиваю. Двадцать четыре часа в сутки он со мной. Он звонит, и я отвечаю. Бросаю все и иду куда надо. Что-то случилось, есть совещание, есть операция. Кто-то из моих мальчиков что-то натворил. Тревога.

Вы прочтете мои стихи? Стихи, которые я написал в тюрьме. Ничего особенного. Я брал уроки поэзии, каллиграфии… и все такое. Брал уроки истории. У меня есть тетрадь со стихами. Почитаете? Я вам отправлю ее, но при условии, что вы никому их не покажете. Только для вас. Я отправлю.

Я одинок, сэнсэй, и я ребенок. Что вам об этом известно? Вам, людям из правильного общества, катаги. Что вы знаете о нас?

Что мы знаем, на самом деле? И кто мы такие, чтобы знать?

— Приходите к нам ночевать сегодня, сэнсэй, хорошо?

Исповедь босса Окавы

Мы также зарабатываем на ввозе иностранных рабочих. Скоро это будет важным источником дохода в Японии. Мы провозим их как законно, так и незаконно. Как их провозим? Разными способами. — Смеется. — Они едут работать. На стройке, например. Японцы не хотят работать на стройке, поэтому мы привозим людей из Кореи, Китая, Филиппин, Бангладеш, Ирана и детей японских эмигрантов из Бразилии.

Мы также привозим и танцовщиц с Филиппин, там у нас есть школы танцев. Готовим их к работе в японских клубах. Часть из этих девушек становятся проститутками. Сегодня все больше и больше людей занимаются проституцией. Японцы любят филиппинок, потому что они более сексуальные. Но большинство из них все еще работают танцовщицами или девушками по сопровождению. Есть ли разница между девушками по сопровождению и проститутками? Зависит от клуба. Есть такие клубы, где и колено оголить считается за преступление. Есть такие, где позволены просто ласки. Но есть и такие, где разрешен секс. За деньги, конечно. И естественно, нам идут комиссионные.

Заработки у нас, как видите, разнообразные. Личная инициатива создает разнообразные способы заработка, но в нашем мире люди поднимаются и падают, взлетают и падают.

Мы находимся у Кен-ити, в его скромном доме. Он — человек беспредела, проживающий свою жизнь на краю утеса. Жизнь, полную великодушия, боли, обид, верности и гири.

— Мне сорок семь, но я до сих пор не повзрослел, — вновь говорит он мне.

— Сорок семь лет, четырнадцать из которых ты провел в тюрьме. Не жалко?

— Нет, — говорит он, — не жалко.

— Как так?

— Я там многому научился. Было время отдохнуть, не то что здесь. Вы видите, как я живу сейчас? Бипер звонит, и мы собираемся. У меня нет времени на себя, занят целыми днями. Непростая у якудза жизнь. Ночью ты должен встретиться с тем или другим братом, выпить, быть общительным. Нередки и войны. Когда-то мы воевали бамбуковыми палками, но сегодня мы воюем с оружием в руках, а это опасно. Я не боюсь, но это действительно опасно, а у меня есть дочка, которую я люблю. Но я поклялся и не могу забрать свои слова обратно. Я умру, но не нарушу клятву.