Мой брат якудза

По дороге он рассказывает мне о том, какие задачи стоят перед ним, новым боссом нового поколения. Китайцы все больше проникают на территории семьи. Ямада-гуми становятся все наглее и наглее в районе Токио, и еще наглее на Хоккайдо. Филиппинское отделение семьи намекает о своем уходе и начале отдельного бизнеса. Новое поколение Имаи и его компаньонов не уважает ценности поколения Окавы. Традиционное совещание семей Токио двадцатого февраля, посвященное мирному сосуществованию, наследие Окавы, отменилось в этом году из-за несостоятельных отговорок. Мир, на который Окава потратил так много лет, теперь находится под угрозой.

— Есть два босса в нашей семье — обойдемся без имен, — о которых мне стало известно, что они ставят под вопрос мое назначение, — говорит Тецуя. — И кроме того, у Кен-ити, брата, проблемы с женой, у него сейчас не получается зарабатывать. Мой сын Котаро постоянно болеет, и я беспокоюсь за него. Ты ведь понимаешь, я сейчас босс, что может быть лучше этого?

И он смеется.

Мы идем по переулкам Сания.

В Сания не продают дома, потому что нет покупателей. Воздух чистый от загрязнения машинами, потому что здесь нет машин.

Нет фотоаппаратов, нет магазинов моды. Местные пьяницы лежат на кучах мусора среди пустых бутылок и рыбных объедков.

В магазинах продаются лишь черные рабочие ботинки, коричневые рабочие куртки, прозрачное саке и пластмассовые упаковки с готовым супом. Католические священники и буддийские монахи с закрытыми лицами и сердцами, преисполненными жалости, усердно работают в благотворительных столовых.

Мы заходим в темные, обшарпанные бары, в общаги, у входа в которые расставлены черные рабочие ботинки. У Тецуя есть зацепка, но он мне ничего не рассказывает.

Я представляю Юки, живущего здесь, облезлого между облезлыми, — и мне становится не по себе. Вдруг Тецуя останавливается и спрашивает:

— Он до сих пор важен тебе, этот Юки?

— Да, я не знаю почему, Тецуя, но да. Мы братья, понимаешь? Может, это гири? Если он брат и ему нужна помощь, я должен ему помочь, верно?

— Конечно. Этому ты у нас научился, так ведь?

Молчание.

— Я тобой горжусь, Якобу. Но я хочу кое-что прояснить. Если этот человек — Юки, то у нас до сих пор есть к нему вопросы. Он может оказаться на вершине, но может оказаться и в канаве, это зависит от него. Если он и сейчас сбежал, даже дух Окавы не спасет его. Потому что, если он облил меня грязью, я не могу это просто так оставить. Если я объявил его уважаемым членом семьи, взял под свою охрану, а он это проигноровал и убежал… Тогда он бросает грязь мне в лицо. Я очень надеюсь, что у него есть веские причины, чтобы быть в этом месте, в этом положении. Если это вообще он. Понимаешь?

Молчание.

— Если по его вине я теряю лицо, то как мне ни жаль это говорить тебе, брат, но твой гири ему на этот раз не поможет.

Молчание.

— Мне жаль.

Молчание.

— Но давай посмотрим. Может, это и не он, может, у него есть причины, объясняющие его поведение, может, ему на самом деле нужна помощь.

Мне нечего сказать. Мы идем дальше.

На одной из улочек, посередине дороги, несколько человек стоят вокруг стола и бросают денежные купюры на стол. С погасшим воодушевлением они проигрывают последние деньги. Люди с коротко остриженными волосами и в черных очках — это подрядчики грехов, они усердно работают над тем, чтобы покинутые из Сании играли в азартные игры. Это якудза. Здесь работает особая семья, специализирующаяся на несчастных из Сания, она не работает по-крупному. Она не занимается ни крупным игорным бизнесом, ни проституцией, ни шантажом, ни сябу. Семья Кимуры занимается несчастными, одинокими и пьяными. Она устраивает их на работу на стройках, на полях. После обеда люди Кимуры устраивают азартные игры на улице, у всех на виду, посередине дороги, ведь машин в Сания все равно нет. Свою роскошную машину Моримото, человек из семьи Кимуры, оставляет рядом со станцией и идет пешком: он не хочет пачкать резину машины рвотой. Он приходит в обществе нескольких сыновей, и они устанавливают игорные лотки на улице. Эти люди не боятся полиции, потому что в Сания нет полиции. Отбросы общества, в грязных робах, черных рабочих ботинках, с перегаром саке изо рта, собираются с вожделением вокруг лотков и играют в кости и в карты. Швыряют денежные купюры на стол. Это зарплата за один день, это все их состояние, которое они швыряют на стол. Моримото шустро управляет игрой. Он горстями загребает денежные купюры и отправляет их во внутренний карман пиджака. В конце дня он уходит, передает деньги аники, старшему брату из якудза. На следующий день, в пять утра, придут Кавасима и еще несколько ребят из семьи и пристроят на работу несколько сотен людей на разных строительных точках в центре Токио. После обеда придет Моримото с помощниками, установит лотки для игры и так далее. Кавасима дает этим людям надежду утром, Моримото забирает ее вечером.

И когда проходишь мимо играющих, нельзя задерживаться, нельзя останавливаться и смотреть им в глаза, потому что эти глаза тебя проглотят.