Мой брат играет на кларнете

Анатолий Алексин МОЙ БРАТ ИГРАЕТ НА КЛАРНЕТЕ Повести и рассказы

Рисунки Л. Токмакова

Об авторе этой книги

Анатолий Георгиевич Алексин родился в 1924 году в Москве, в семье старого большевика, ветерана революции. Печататься начал рано, еще будучи школьником, в журнале «Пионер» и в газете «Пионерская правда». В годы Великой Отечественной войны был ответственным секретарем газеты «Крепость обороны».

В 1950 году Анатолий Алексин окончил институт, и в том же году вышла его первая книга — повесть для детей. С тех пор повести А. Алексина, адресованные юным читателям («Саша и Шура», «Необычайные похождения Севы Котлова», «Тридцать один день», «Говорит седьмой этаж!», «Коля пишет Оле, Оля пишет Коле», «В Стране Вечных Каникул»), выдержали много изданий на русском языке, переведены почти на все языки братских союзных республик и неоднократно издавались за рубежом.

Для юношества и для взрослых читателей Анатолий Алексин тоже написал немало повестей и рассказов, которые печатались в журналах, издавались отдельными сборниками: «Два почерка», «А тем временем где-то…», «Записки Эльвиры», «Мой брат играет на кларнете», «Поздний ребенок»…

Анатолий Алексин — автор многих публицистических статей, очерков, сценариев художественных и документальных фильмов. Он избран вице-президентом Ассоциации деятелей литературы и искусства для детей.

В эту книгу вошли произведения, которые обращены к читателям, готовящимся переступить порог школы и выйти на дорогу самостоятельной жизни.

ПОВЕСТИ

ПОЗДНИЙ РЕБЕНОК

1

Меня ждали шестнадцать лет…

Ужасно быть поздним ребенком. Я-то уж знаю! Ранние дети появляются быстро, сами собой, как отметки в дневнике, если ты пошел в школу. А позднего ребенка ждут не дождутся и, когда наконец дожидаются, начинают проявлять такую любовь, такое внимание, что ему хочется сбежать на край света, а то еще и подальше.

Родители ему говорят: «Мы тебя ждали! Так ждали!..», будто он задержался в кино или на улице.

Я — поздний ребенок. Мои родители сразу хотели иметь мальчишку, а заимели Людмилу… Это моя сестра. Все втроем, вместе с Людмилой, они мечтали, чтоб я родился. И вот через шестнадцать лет мечта их сбылась! Поздновато, конечно. Но что же я мог поделать?

Я не помню, с какого возраста я себя помню. Но в ту пору, с которой помню, я часто, казалось, слышал: «Ты — сюрприз! Ты — драгоценный подарок!» Теперь мои родители стесняются громких фраз. Может быть, и раньше они таких точно слов не говорили. Но какие-то вроде этих… Я стал драгоценным подарком, как чашка, которая нарядная и чистая стоит за стеклом, но из которой никогда не пьют чай.

Меня берегут! Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого взрослого в нашей семье свой характер.

Вот, например, если я собираюсь куда-нибудь в лыжный поход, мне запрещают все трое. Но запрещают по-разному.

Первым, конечно, отец. Он — огромный мужчина. Похож на Хемингуэя, который висит над столом у Людмилы. Только без бороды. Но такой же седой и в морщинах.

В жизни ему приходилось трудно, и поэтому он хочет, чтобы я от всего получал удовольствие. Нет, он не откажет впрямую: он попытается, чтоб и это мне было приятно. Даже отказ!

— По долинам и по взгорьям… — пропоет он так, что будет слышно внизу, во дворе: у отца громкий, раскатистый голос. И он любит цитировать песни. Не стихи, не пословицы, а именно песни. — В движенье мельник жизнь ведет, в движенье!..

Отец обязательно пропоет что-нибудь на подходящую тему. В эти минуты, мне кажется, он усиленно соображает: придумывает, как бы не огорчить меня своим отказом, а, наоборот, доставить мне удовольствие. От напряжения лицо его становится красным. Краска ползет к ушам, заливает всю шею. Из-за белых волос это особенно заметно.

Он говорит так громко, будто объявляет со сцены:

— А я хотел пойти с тобой завтра в кино. Ты ведь тоже хотел?

Я соглашаюсь. Хотя меня гораздо больше тянет в лыжный поход. Я не спорю с отцом. Бесполезно: я — поздний ребенок, меня берегут.

— Хочешь, любое, мой сын, выбирай! — поет отец громким голосом хана Кончака из оперы «Князь Игорь». Иногда он переиначивает слова арий и песен по-своему, чтобы они подходили: — Любое, мой сын, выбирай!.. Но раз ты хочешь идти в кино, я ликую!..

Он долго еще ликует. Так, что слышно внизу, на улице.

По правде сказать, не только отец — все в нашем доме говорят громко, потому что мама не очень хорошо слышит. Это случилось, когда я родился. Значит, поздние дети, которых так ждут, приносят не только радость… Мне не сказали, что это из-за меня, чтобы не огорчать. Но я-то уж знаю! Однажды я слышал, как доктор сказал: «Последствия родов. Вряд ли пройдет». Уж лучше бы я не рождался!

А сама мама говорит очень тихо. Иногда она тоже шутит, но с какой-то грустной улыбкой. Что бы у нас ни случилось, она всегда считает, что это к добру. И не поймешь, действительно ли она так считает.

— Это даже хорошо, — говорит она, — что я многое пропускаю мимо ушей: мало ли говорят ерунды!