Мой брат Юрий

Конечно, Юра догадывался о том, какое место отведено ему в истории. Но честолюбие никогда не было ведущей чертой в его характере: прежде всего он думал не о личном престиже и персональ­ной славе — о деле думал, оно всегда стояло на первом плане. «Иногда нас спрашивают, зачем нужна такая напряженная работа? — говорил он, повествуя о быте космонавтов.— Но разве люди, перед которыми поставлена важная задача, будут думать о себе? Подвиг — убежден! — не совершается сам по себе. Он приходит как естественное завершение прожитой до него жизни. Нужно работать каждодневно, ежечасно, во имя людей наших, во имя Родины. Это, если хотите,— подлинный героизм...» И сознавая, что имя его люди будут помнить долго, он вряд ли догадывался, в какие формы будет облечена живая память о нем, людская благодарность к первопроходцам Вселенной. Я, кажется, уже говорил о том, что на одной из пресс-конференций за границей Юру спросили:

— Что бы вы хотели пожелать своим дочкам!

И брат ответил без колебаний:

— И дочерям, и всем детям, и всем людям на земле я хочу пожелать мира, счастливой жизни.

Быть может, в те мгновения, на той пресс-конференции собственное детство в Клушине, ужасы фашистской оккупации всплыли в его памяти... Да что там всплыли! Эта боль жгла его постоянно...

И еще Юра, после ста восьми минут своего космического полета, не уставал напоминать, как она прекрасна, наша планета, и было бы преступно жить на ней в ссоре... Памятуя об этом, мои товарищи по работе из месяца в месяц пополняют кассу Фонда мира.

Ко мне в Рязань не раз приезжала мама. И она побывала на радиозаводе, встречалась и долго разговаривала с рабочими. И долго стояла в цехе № 8 перед портретами Юры и Владимира Серегина. Кстати, портреты эти написаны Виктором Петровичем Филипенко: в цехе он — секретарь партийной организации, а рисованием увлекается давно и всерьез.

Кто-то однажды пошутил: «У нас на заводе теперь целая династия Гагариных работает. Трое!» Значит, мы с дочерью Людмилой, а еще — Юра, на которого приходится нам держать равнение...

Эпилог

Я уже говорил, что в 1962 году, осенью, наша семья переехала на постоянное жительство в Рязань. Называл причины переезда.

Юра бывал у меня в Рязани. Дважды. И об этом, наверно, надо рассказать чуть подробнее.

Он старался приехать, что называется, инкогнито: никого не предупреждал, не ставил в известность. Но его неизменно угадывали, узнавали — узнавали орудовцы на дороге, мои соседи по дому; в ту минуту, когда он выходил из машины, узнавали дети.

Тайное становилось явным. Начинался наплыв гостей, званых и незваных — официальных, полуофициальных, совсем неофициальных.

Мне кажется, это немало тяготило Юру — уставал он очень от людского потока. Но никогда не жаловался. И со всеми был прост и сердечен, одинаково открыт и доступен для всех.

Первый его приезд случился осенью. Он оделся в штатский костюм, низко на глаза надвинул шляпу, и мы с ним отправились бродить по городу. Рязань пламенела багряной листвой, яркими красками полыхало небо. Неторопливо шагали мы по улицам и переулкам, пересекали площади и, незаметно для себя, оказались в городской роще.

Тут-то и произошла та курьезная история, о которой позже вспоминали мы с улыбкой.

Городская роща — огромный, вековой давности парк — когда-то размещалась на окраине Рязани, а за последние десятилетия, с ростом города, заняла едва ли не центральное место в нем. Уютные аллеи, затененные густыми кронами деревьев, пересекают рощу во всех направлениях. В аллеях всегда полным-полно людей: тут и детсадовцы на прогулке, и пенсионеры, жаждущие глотнуть не замутненного бензиновым чадом воздуха, и школьники, собирающие листву и цветы для гербариев, и конечно же молодежь — студенты, рабочие с ближних предприятий.

Навстречу нам по аллее как раз и двигалась шумная группа юношей и девушек. Поравнялись. И вдруг один из молодых людей, внимательно взглянув на Юру, оторвался от группы и бросился в сторону: там, под сенью лип, торговали с лотка литературой. Юноша швырнул на лоток деньги, схватил какую-то брошюру и бегом вернулся к товарищам.

— Сдачу, сдачу забыл! — закричала вслед лоточница — молодая женщина в модной куртке. Парень не услышал ее.

— Ты же без пяти минут инженер-электроник, зачем тебе эта абракадабра? — со смехом поддел его один из приятелей.

— Дураки, вы ничего не видите: это же сам Гагарин! — возбужденно выкрикнул парень и, выхватив у кого-то авторучку, подскочил к брату.

— Юрий Алексеевич, сделайте милость, разоритесь на автограф!

Делать нечего — не спасли низко надвинутая на глаза шляпа, черные светозащитные очки. Юра взял книжицу, покорно расписался на титульном листе. Улыбнулся, взглянув на обложку: «Посадка картофеля квадратно-гнездовым способом».

Парень, вежливо поблагодарив, отошел.